НЮРНБЕРГСКИЙ
ПРОЦЕСС
СБОРНИК МАТЕРИАЛОВ
ТОМ
II
ИЗДАНИЕ ВТОРОЕ,
ИСПРАВЛЕННОЕ
И ДОПОЛНЕННОЕ
<^- —-——^ ^——^— -^
Государственное издательство
ЮРИДИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
МОСКВА • 1954
Сборник подготовлен под редакцией К. П. Г о р-
шенина (главный редактор), Р. А. Руденко и
И. Т. Никитченко
СОДЕРЖАНИЕ
|
Стр. |
|
ДОПРОСЫ ПОДСУДИМЫХ ........... 5-458 |
|
ЗАЩИТА |
|
Краткая характеристика речей защитников ................ 461—464 |
|
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ РЕЧИ ГЛАВНЫХ ОБВИНИТЕЛЕЙ |
|
Заключительная речь Главного обвинителя от Соединенных Штатов Америки |
|
Роберта Джексона ............. ............ 467—502 |
|
Заключительная речь Главного обвинителя от Великобритании Хартли Шоу- |
|
кросса ............................... 503—585 |
|
Заключительная речь Главного обвинителя от Франции Шампетье де Риба . 586—615 |
|
Заключительная речь Главного обвинителя от СССР Р. А. Руденко ..... 616—670 |
|
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ ОБВИНЕНИЯ ПО ДЕЛУ^ |
|
ПРЕСТУПНЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ |
|
РЕЧИ ОБВИНИТЕЛЕЙ ПО ДЕЛУ ПРЕСТУПНЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ |
|
Заключительная речь заместителя Главного обвинителя от Великобритании |
|
Дэвида Максуэлла Файфа ...................... 783—839 |
|
Заключительная речь обвинителя от США Додда .............. 840—866 |
|
Заключительная речь представителя обвинения от США Тэйлора-. ..... 867—885 |
|
Заключительная речь Главного обвинителя от Франции Шампетье де Риба . 886—893 |
|
Заключительная речь Главного обвинителя от СССР Р. А. Руденко ..... 894—940 |
|
ПРИГОВОР |
|
Приговор Международного Военного Трибунала ............. 943—1108 |
|
Особое мнение члена Международного Военного Трибунала от СССР |
|
И. Т. Никитченко ........................ 1109—1129 |
|
ИСПОЛНЕНИЕ ПРИГОВОРА |
|
Решение Чрезвычайного заседания Контрольного Совета по ходатайству |
|
осужденных о помиловании .................... 1133—1134 |
СОДЕРЖАНИЕ Ц5&
|
43-е очередное заседание Контрольного Совета ............. 1134—113& |
|
Казнь главных немецких военных преступников ............. 1135 |
|
Летопись организации и деятельности Международного Военного Трибунала 1136—1142 |
|
Перечень документов, помещенных ЕО втором томе . ..... .1150—1152 |
|
Перечень иллюстраций . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1153 |
ДОПРОСЫ
ПОДСУДИМЫХ
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ГЕРИНГА
[Из стенограммы заседания Международного Военного Трибунала
от 18 марта 1946 г.}
Джексон': Возможно, вы осознаёте то, что вы единственный остав-
шийся в живых человек, который может полностью рассказать нам
о действительных целях нацистской партии и о работе руководства
внутри партии?
Геринг: Да, я это ясно сознаю.
Джексон: Вы с самого начала вместе с теми, которые сотрудничали
с вами, намеревались свергнуть и затем действительно свергли Веймар-
скую республику?
Геринг: Что касается лично меня, то это было моим твердым реше-
нием.
Джексон: А придя к власти, вы немедленно уничтожили парламен-
тарное правительство в Германии?
Геринг: Оно больше не было нам нужно.
Джексон: После того как вы пришли к власти, вы, для того чтобы
удержать власть, запретили все оппозиционные партии?
Геринг: Мы считали необходимым не допускать в дальнейшем суще-
ствования оппозиций.
Джексон: Вы также проповедовали теорию о том, что вам сле-
дует уничтожать всех лиц, оппозиционно настроенных по отношению
к нацистской партии, чтобы они не могли создать оппозиционной
партии?
Геринг: Поскольку оппозиция в какой-либо форме 'серьезно препят-
ствовала нашей работе, само собой разумеется, оппозиционность этих
лиц не могла быть терпима,
Джексон: Вы сказали нам о том, как вы и другие сотрудничали для
того, чтобы сосредоточить всю власть в германском государстве в руках
фюрера, не так ли?
Геринг: Я говорил только о своей работе в этом направлении.
Джексон: Имеется ли здесь на скамье подсудимых кто-нибудь, кто
бы не 'сотрудничал с вами для достижения этой цели, по мере воз-
можности?
Геринг: Ясно, что никто из сидящих здесь подсудимых вначале не
мог быть в оппозиции к фюреру. Но я хотел бы сказать, что всегда
1 Роберт X. Джексон — Главный обвинитель от США на Нюрнбергском про-
цессе. — Составители.
6 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ГЕРИНГА
нужно различать определенные периоды. Те вопросы, которые мне ста-
вят, имеют весьма общий характер и касаются целого периода, который
охватывает 24—25 лет.
Джексон: Я хочу обратить внимание на плоды этой системы. На-
сколько я вас понял, в 1940 году вы были информированы о том, что
германская армия готовится напасть на Советскую Россию?
Геринг: Да, я говорил об этом.
Джексон: Вы считали, что в таком нападении не только нет
необходимости, но что оно будет неразумным с точки зрения Гер-
мании?
Геринг: В тот момент я считал необходимым отложить его с тем,
чтобы выполнить задачи более важные, с моей точки зрения.
Джексон: Насколько известно, германский народ был втянут в войну
против Советского Союза. Вы были за этот шаг?
Геринг: Германский народ узнал об объявлении войны с Россией
только тогда, когда война началась. Германский народ не имеет ничего
общего со всем этим делом. Его не спрашивали ни о чем. Он только
узнал о фактическом положении вещей и о той необходимости, которая
привела к этому.
Джексон: Когда вы поняли, что война, с точки зрения той цели,
которую вы преследовали, была проиграна?
Геринг: На это чрезвычайно трудно ответить. Во всяком случае, по
моему убеждению, относительно поздно, то есть я имею в виду, что убе-
ждение, что война проиграна, создалось у меня значительно позже. До
этого я все еще думал и надеялся, что война кончится вничью.
Джексон: Далее, описывая приход партии к власти, вы опустили
некоторые вещи, в частности пожар рейхстага 27 февраля 1933 г. После
этого пожара — не так ли? — была большая чистка, во время которой
многие были арестованы и многие — убиты.
Геринг: Мне не известно ни одного случая, чтобы хоть один человек
был убит из-за пожара здания рейхстага, кроме осужденного импер-
ским судом действительного поджигателя ван дер Люббе. Двое других
подсудимых были- оправданы. По ошибке был привлечен к суду
не г-н Тельман, как недавно думали, а депутат от коммунистов Торглер.
Его оправдали, так же как и болгарина Димитрова.
В связи с пожаром рейхстага арестов было произведено относительно
мало. Аресты, которые вы относите за счет пожара рейхстага, в действитель-
ности были направлены против коммунистических деятелей. Я часто
об этом говорил и подчеркиваю еще раз, что аресты производились
совершенно независимо от этого пожара. Пожар только ускорил их
арест, сорвал так тщательно подготовлявшееся мероприятие, благодаря
чему ряду функционеров удалось во-время скрыться.
Джексон: Другими словами, у вас уже были готовы списки комму-
нистов для последующих арестов до пожара рейхстага, не так ли?
Геринг: У нас были списки коммунистических деятелей, подлежащих
аресту. Эти списки были составлены совершенно независимо от пожара
германского рейхстага.
Джексон: Вы и фюрер встретились во время пожара, не так ли?
Геринг: Да.
Джексон: И здесь же на месте вы решили арестовать всех комму-
нистов, которые значились в составленных списках?
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ГЕРИНГА 7
Геринг: Я еще раз подчеркиваю, что решение об этих арестах было
принято задолго до этого. Однако решение о немедленном выполнении
арестов последовало .в эту ночь. Мне было бы выгодней подождать
несколько дней, как было предусмотрено, и тогда от меня не усколь-
знули бы несколько важных партийных руководителей.
Джексон: На следующее утро президенту фон Гинденбургу был
представлен проект закона об изменениях конституции, о которых мы
говорили здесь, не так ли?
Геринг: Думаю, да.
Джексон: Кто был Карл Эрнст?
Геринг: Я не знаю, было ли его имя Карл, но знаю, что Эрнст был
руководителем СА в Берлине.
Джексон: Кто такой Хелльдорф?
Геринг: Хелльдорф позднее стал руководителем СА в Берлине.
Джексон: А кто такой Хейнес?
Геринг: Хейнес был в это время начальником СА в Силезии.
Джексон: Вам известно—не так ли?—что Эрнст сделал заявление,
сознаваясь, что эти трое подожгли рейхстаг и что вы и Геббельс пла-
нировали этот поджог и предоставили им воспламеняющиеся составы —
жидкий фосфор и керосин, — которые положили для них в подземный
ход, ведший из вашего дома в здание рейхстага. Вам известно о таком
заявлении, не так ли?
Геринг: Я не знаю ни о каком заявлении руководителя СА Эрнста,
но я знаю роман шофера г-на Рема, вышедший вскоре после этого и
опубликованный в иностранной прессе после 1934 года.
Джексон: Но из вашего дома в рейхстаг вел специальный ход.
Не правда ли?
Геринг: С одной стороны улицы стоит здание рейхстага, напро-
тив — дворец имперского президента. Между обоими зданиями имеется
ход, по которому доставлялся кокс для центрального отопления.
Джексон: Вы когда-нибудь хвалились тем, что подожгли здание
рейхстага, хотя бы в шутку?
Геринг: Нет. Я употребил только одну шутку, если вы подразуме-
ваете именно это. Я сказал, что я конкурирую с императором Нероном...
Джексон: Значит, вы никогда не заявляли, что подожгли здание
рейхстага?
Геринг: Нет. Я знаю, что г-н Раушниг в своей книге, которая здесь
неоднократно цитировалась, писал о том, будто бы я беседовал с ним
об этом. Я г-на Раушнига видел в своей жизни два раза, и то ми-
моходом. Если бы я поджег рейхстаг, я бы признался в этом только
в очень узком кругу лиц, — если бы я вообще собирался кому-нибудь
говорить об этом. Однако человеку, которого я совершенно не знал
и даже не могу сказать, как он выглядит, — я не мог бы этого
сказать.
Джексон: Вы помните завтрак в день рождения Гитлера в 1942 году?
Это было в ставке фюрера в Восточной Пруссии, в офицерском клубе.
Это был офицерский завтрак?
Геринг: Нет.
Джексон: Вы не помните этого? Я попрошу, чтобы вам показали
письменное показание генерала Франца Гальдера. Я обращаю ваше
.8 допрос ПОДСУДИМОГО ГЕРИНГА
внимание на его заявление, которое может освежить вашу память.
Я читаю:
«За общим завтраком в день рождения фюрера в 1942 году люди
кругом разговаривали относительно здания рейхстага и его художе-
ственной ценности. Я слышал собственными ушами, как Геринг вме-
шался в разговор и крикнул: «Единственный человек, который действи-
тельно знает рейхстаг, — это я, потому что я поджег его!». Сказав это,
он похлопал себя по ляжке».
Геринг: Этого разговора вообще не было. И я попрошу очной ставки
с Гальдером...
Джексон: Вы знаете, кто такой Гальдер?
Геринг: Да, достаточно хорошо.
Джексон: Можете вы нам сказать, какой пост он занимал в гер-
манской армии?
Геринг: Он был начальником штаба сухопутных войск. Когда нача-
лась война, я беспрестанно указывал фюреру, что он должен взять
себе такого начальника штаба, который что-то понимает в военных
делах.
Джексон: Спрашивали ли вас и давали ли вы такой ответ американ-
скому следователю в октябре 1945 года относительно Шахта: «Он пред-
ложил мне стать уполномоченным по вопросам иностранной валюты и
военных материалов. Он полагал, что на таком посту я смогу оказать
необходимую поддержку министру экономики и Рейхсбанку»? Давали ли
вы ответ и правильна ли эта информация?
Геринг: Повторите, пожалуйста, еще раз.
Джексон: В протоколе говорится, что относительно Шахта вы ска-
зали: он сделал предложение о том, чтобы я стал уполномоченным по
вопросам военных материалов и иностранной валюты. Он полагал, что
таким образом я смогу оказать министру экономики, а также прези-
денту Рейхсбанка необходимую поддержку.
Геринг: Это абсолютно верно.
Джексон (читает): «Больше того, он был очень откровенен по по-
воду предложения, сделанного им и Бломбергом, о том, чтобы я был
назначен уполномоченным по вопросам четырехлетнего плана. Однако
Шахт считал, что я недостаточно сведущ в области экономики и что он
сможет с легкостью прятаться за моей спиной».
Геринг: Об этом недавно я совершенно четко говорил.
Джексон: С того времени и впредь вы и Шахт сотрудничали в те-
чение некоторого периода, подготовляя программу перевооружения?
Разве не так?
Геринг: Я работал с этого времени в области экономики вместе
с г-ном Шахтом над проблемой структуры всей германской экономики
и, в частности, над вопросами военной промышленности, которая, само
собой разумеется, была предпосылкой начавшегося укрепления герман-
ской армии и ее военной мощи.
Джексон: Между вами и им не было разногласий по вопросам о том,
что должна была проводиться программа перевооружения. Вы спорили
лишь о том, как ее провести?
Геринг: Я полагаю, что Шахт... был готов приложить все усилия
к вооружению Германии и тем самым к ее укреплению. Расхождения
с ним имелись только в отношении методов...
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ГЕРИНГА 9
Джексон: После того как он перестал работать над программой
вооружения, он остался в кабинете как министр без портфеля и в тече-
ние некоторого времени заседал в рейхстаге, не так ли?
Геринг: Это правильно. Фюрер хотел, чтобы это выглядело как его
признательность по отношению к г-ну Шахту.
...Джексон: Я хочу, чтобы вам показали документ № 3700-ПС. Я
спрашиваю вас, получали вы от Шахта письмо, копией которого, напи-
санной через копировальную бумагу, является этот документ?
(Геринг знакомится с документом.)
Геринг: Да, это письмо я получал. 'К сожалению, здесь, в копии,
не указан год этого письма...
Джексон: Вы ответили на это письмо?
Геринг: Мне трудно ответить на этот вопрос сегодня. Может
быть, да.
Джексон: Дайте, пожалуйста, если возможно, более точный ответ.
Не говорили ли вы в письме к Шахту от 18 декабря 1936 г., что вы
считаете своей задачей, по вашим собственным словам, в течение четы-
рех лет привести всю экономику в состояние готовности к войне?
Сказали вы это или нет?
Геринг: Само собой разумеется, что я это говорил.
Джексон: Так. Вспоминаете вы отчет Бломберга в 1937 году, в ко-
тором (если вы хотите, вы можете посмотреть соответствующий доку-
мент, С-175) он говорит:
«Общее политическое положение вызывает предположение, что
Германии не следует бояться нападения ни с какой стороны...»
Геринг: Для того»момента это было вполне вероятным...
Джексон: Через месяц после этого вы создали концерн «Герман
Геринг»?
Геринг: Правильно.
Джексон: Ваши заводы занимались тем, что приводили Германию
в 'состояние готовности к войне? Не правда ли?
Геринг: Это неправильно. Предприятия «Герман Геринг» занима-
лись исключительно вопросами разработки германских железных руд
в районе Зальцгиттер в Верхнем Пфальце и после аншлюсса — разра-
боткой железных руд в Австрии. Предприятия «Герман Геринг» перво-
начально занимались созданием различных сооружений и предприятий
по добыче руды и подготовкой горных предприятий по обработке желез-
ной руды. Только значительно позднее появились сталелитейные и валь-
цовочные заводы, то есть промышленность.
Джексон: Предприятия «Герман Геринг» входили как составная
часть в четырехлетний план? Разве не так?
Геринг: Правильно.
Джексон: Вы уже сказали, что четырехлетний план имел своей целью
подготовить экономику Германии к войне, а заводы «Герман Геринг»
были организованы для того, чтобы разрабатывать рудные запасы и запасы
железа и доводить этот процесс разработки до подготовки готовых ору-
дий и танков? Не так ли?
Геринг: Нет, это неправильно. Концерн «Герман Геринг» вначале
не имел своих предприятий вооружения, он занимался, как я уже под-
черкивал, добычей сырья и получением стали.
10 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ГЕРИНГА
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ГЕРИНГА
s
[Из стенограммы заседания Международного Военного Трибунала
от 21—22 марта 1946 г].
Руденко ': Правильно ли я понял вас, подсудимый Геринг, что все
основные решения в области внешнеполитической, военностратегиче-
ской в окончательном их виде принимались Гитлером самостоятельно?
Геринг: Да, правильно. Для этого он и был фюрером.
Руденко: Следует ли понимать это так, что Гитлер принимал реше-
ния без заслушивания мнения специалистов, без изучения вопроса, без
анализа различных материалов, которые могли представить эти спе-
циалисты?
Геринг: Это происходило различным образом. В отдельных случаях
он, естественно, распоряжался о предоставлении ему соответствующих
материалов, но эксперты не могли точно угадывать, для чего это делает-
ся. В других случаях он высказывался по отношению к экспертам, что
он намеревается совершить. В этих случаях он получал от них соответ-
ствующие материалы и заключения. Но решал как высший руководи-
тель он сам.
Руденко: В этом случае, правильно ли я понимаю вас, что при реше- '
нии серьезных вопросов Гитлер в той или иной степени опирался на
материалы или анализы, представляемые ему его ближайшими сотруд-
никами, работавшими и консультировавшими его в соответствующих
областях?
Геринг: Частично это были близкие его сотрудники. При представ-
лении информации это были менее близкие сотрудники из соответствую-
щих ведомств.
Руденко: Не скажете ли тогда вы, кто являлся таким ближайшим
сотрудником Гитлера в области военно-воздушного флота?
Геринг: Само собой разумеется, я.
Руденко: В вопросах экономики?
Геринг: По вопросам экономики — это также был я.
Руденко: По внешнеполитическим вопросам?
Геринг: Здесь обстояло по-разному. Это зависело от того вопроса,
который решался, и насколько фюрер намеревался привлечь кого-либо
к обсуждению этого вопроса или его разъяснению.
Руденко: Кого вы можете назвать из таких ближайших сотрудни-
ков персонально?
Геринг: Ближайшим сотрудником фюрера был, как я уже сказал,
в первую очередь я. Затем ближайшим сотрудником, это слово не совсем
правильно, был доктор Геббельс; он просто больше говорил с ним, чем
с другими. Вы также должны различать то время, к которому это отно-
силось, потому что на протяжении двадцати лет картина менялась.
В конце сильнее всего к нему был приближен Борман. Затем в 1933—
1934 гг. и почти до самого конца— Гиммлер, но только по определенным ;.
вопросам. Если фюрер стоял перед разрешением каких-либо специаль-
ных вопросов, которые касались какого-нибудь ведомства, то, само
' Р. А. Руденко—Главный обвинитель от СССР на Нюрнбергском процессе.—
Составители. ^
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ГЕРИНГА 11
собой разумеется, что он привлекал того, кто лучше всего разбирался
в этих вопросах, как принято и в других правительствах. От них он и
требовал соответствующие материалы.
Руденко: Назовите, кто в области внешней политики являлся бли-
жайшим сотрудником Гитлера?
Геринг: Что касается внешней политики, то о близком сотрудниче-
стве с фюрером можно говорить только тогда, когда подразумевается
техническая сторона вопроса. Самые же важные и значительные реше-
ния в области внешней политики он обычно обдумывал сам, после чего
он сообщал о результатах этих размышлений своим ближайшим сотруд-
никам и доверенным лицам из его окружения. Только в редких случаях
он разрешал обсуждать те или иные вопросы. Так, например, это имело
место со мной. Но техническое выполнение его решений по вопросам
внешней политики, которые находили свое выражение в нотах или в чем-
либо другом, поручалось министерству иностранных дел и министру
иностранных дел.
Руденко: Подсудимому Риббентропу?
Геринг: Конечно, он был именно этим министром. Однако он не де-
лал внешней политики.
Руденко: По военностратегическим вопросам кто консультировал
Гитлера?
Геринг: Это был ряд лиц. На основании чисто ведомственного по-
рядка к обсуждению стратегических вопросов привлекались три главно-
командующих частями вооруженных сил и их начальники штабов.
Частично — также штаб оперативного руководства, который находился
непосредственно у фюрера.
Руденко: Кто из подсудимых может быть вами назван в качестве
таких консультантов?
Геринг: В том случае, когда фюрер запрашивал, советником по
вопросам стратегического порядка был генерал-полковник Иодль, началь-
ник штаба оперативного руководства, по военно-организационным во-
просам—три главнокомандующих, в числе которых были я и гросс-
адмирал Редер, а впоследствии гросс-адмирал Дениц. Последние два —
по морским вопросам.
Руденко: Все эти советчики не могли быть в стороне, они оказывали
свое влияние своими советами и консультациями на решения Гитлера?
Геринг: Они не находились в стороне, но влияние они имели лишь
в той степени, в какой их точка зрения совпадала с точкой зрения
фюрера.
Руденко: Ясно. Перейдем к следующей группе вопросов.
Когда именно вы начали разработку плана действий германской
авиации против Советского Союза в связи с вариантом «Барбаросса»?
Геринг: План стратегического сосредоточения и развертывания
военно-воздушных сил в связи с вариантом «Барбаросса» был разрабо-
тан моим генеральным штабом после первого указания фюрера отно-
сительно возможного возникновения конфликта, то есть после ноябрь-
ского указания.
Руденко: 1940 года?
Геринг: В 1940 году. Но я в своей области уже до этого времени
продумал приготовления на случай возможного конфликта со всеми
теми государствами, которые не находились с нами в состоянии войны,
' 12 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ГЕРИНГА
в том числе и против России. В своей области я продумывал это,
будучи совершенно независимым.
Руденко: Таким образом, еще в ноябре 1940 года, то есть более чем
за полгода до нападения Германии на Советский Союз, уже был разра-
ботан план этого нападения при вашем участии?
Геринг: Я недавно очень подробно говорил о том, что к этому вре-
мени уже был разработан план на случай возможного изменения поли-
тического положения.
Руденко: Я прошу ответить коротко на этот вопрос: «да» или «нет».
Я еще раз повторяю: в ноябре 1940 года, более чем за полгода до на-
падения на Советский Союз, был разработан план этого нападения при
вашем участии? Эы можете коротко ответить на этот вопрос?
Геринг: Да, но не в том смысле, в каком вы это хотите представить.
Руденко: Мне кажется, я вам совершенно ясно поставил вопрос, и
никакого двойного смысла в нем нет. Сколько времени разрабатывался
план «Барбаросса»?
Геринг: О какой области вы говорите: области авиации, флота или
сухопутных сил?
Руденко: Если вы осведомлены по всем областям: и авиации, и
флота, и сухопутных войск, — я желал бы, чтобы вы ответили по всем
областям.
Геринг: В общем и целом я могу сказать о ВВС, где дело шло отно-
сительно быстро.
Руденко: Пожалуйста. Сколько времени разрабатывался план «Бар-
баросса»?
Геринг: Я не могу назвать точной даты без каких-либо материалов,
но в ВВС план стратегического сосредоточения и развертывания был
разработан относительно быстро. В обласги сухопутных войск это
заняло, очевидно, большее количество времени.
Руденко: Таким образом, вы признаете, что нападение на Советский
Союз было предрешено за несколько месяцев до его осуществления и что
вы как командующий германской авиацией и рейхсмаршал принимали
непосредственное участие в подготовке этого нападения.
Геринг: Я позволю себе разделить то обилие вопросов, которые вы
мне задали. Во-первых, не за несколько месяцев...
Руденко: Здесь нет обилия вопросов. Здесь один вопрос. Вы при-
знали, что в ноябре вы разработали вариант «Барбаросса» по ВВС.
В связи с этим я 'ставлю вам вопрос: вы признали тот факт, что это
нападение было предрешено за несколько месяцев до осуществления?
Геринг: Это правильно.
Руденко: На первую часть вопроса вы ответили. Теперь последняя
часть вопроса. Вы признаете как командующий ВВС и маршал авиации,
что вы принимали участие в подготовке нападения на Советский Союз?
Геринг: Я еще раз подчеркиваю — я провел приготовления... Я хо-
тел бы подчеркнуть, что мое положение как рейхсмаршала не играет
в данном случае никакой роли. Это ведь лишь титул, ранг.
Руденко: Вы не отрицаете, что этот план был разработан еще
в ноябре 1940 года?
Геринг: Да.
Руденко: Признаете ли вы, что целями войны против Советского
Союза был захват советских территорий до Урала, присоединение
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ГЕРИНГА 13
к империи Прибалтики, Крыма, Кавказа, Волжских районов, подчинение
Германии Украины, Белоруссии и других областей? Признаете вы это?
Геринг: Я этого ни в коей степени не признаю.
Руденко: Разве вы не помните, что на совещании у Гитлера
16 июля 1941 г., на котором присутствовали вы, Борман, Кейтель, Розен-
берг и другие, Гитлер именно так определил цели войны против СССР,
как я изложил в предыдущем вопросе? Этот документ был предъявлен
Трибуналу, он достаточно известен, и вы, очевидно, его помните. Вы по-
мните это совещание?
Геринг: Я точно помню этот документ и примерно помню это сове-
щание. Я сразу же сказал, что этот документ, составленный г-ном Бор-
маном, мне кажется бесконечно преувеличенным в отношении данных
.требований. Во всяком случае, в начале войны и еще раньше этот
вопрос не обсуждался.
Руденко: Но вы признаёте, что такая протокольная запись суще-
ствует?
Геринг: Это я признаю, так как я видел ее. Этот документ был
составлен Борманом.
Руденко: Вы признаете, что согласно этой протокольной записи
вы также были участником этого совещания?
Геринг: Я присутствовал на этом совещании, и по этой причине я
сомневался в правильности этой записи.
Руденко: Вы помните, что в протокольной записи совещания форму-
лировались задачи, которые поставлены в связи со сложившейся обста-
новкой? Я напомню вам некоторые места из этого протокола.
Геринг: Можно ли мне получить копию этого протокола?
Руденко: Пожалуйста. На второй странице этого документа, второй
абзац, пункт 2 относительно Крыма, говорится:
«Крым должен быть освобожден от всех чужаков и населен нем-
цами. Точно так же австрийская Галиция должна стать областью Гер-
манской империи».
Вы находите это место?
Геринг: Да.
Руденко: Далее я обращаю ваше внимание на конец этого прото-
кола, последнюю его часть.
«Фюрер подчеркивает, что вся Прибалтика должна стать областью
империи. Точно так же должен стать областью империи Крым с приле-
гающими районами, вернее, области Крыма. Этих прилегающих районов
должно быть как можно больше».
Далее сказано в отношении проживающих украинцев. Через один
абзац сказано:
«Фюрер подчеркивает, что и волжские районы должны стать обла-
стью империи, точно так же, как и Бакинская область должна стать
немецкой концессией, военной колонией.
Финны хотят получить Восточную Карелию. Однако ввиду большой
добычи никеля Кольский полуостров должен отойти к Германии. Со всей
осторожностью должно быть подготовлено присоединение Финляндии
в качестве союзного государства. На Ленинградскую область претендуют
финны. Фюрер хочет сравнять Ленинград с землей, с тем чтобы затем
отдать его финнам».
Вы нашли это место?
14 ' ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ГЕРИНГА
Геринг: Да.
Руденко: Это запись совещания, на котором вы присутствовали
16 июля 1941 г., через три недели после нападения Германии на Совет-
ский Союз. Вы не отрицаете, что такая запись существует? Правильно,
что такое совещание было?
Геринг: Это правильно. Я все время это подчеркивал. Но протокол
неправильный.
Руденко: А кем этот протокол был записан?
Геринг: Борманом.
Руденко: А какой же смысл Борману было вести неправильную
запись этого совещания?
Геринг: Борман преувеличил кое-что в протоколе.
Руденко: Много?
Геринг: Например, об областях Волги вообще нигде не было речи.
Что касается Крыма, то правильно, что фюрер... хотел иметь 1Крым.
Руденко: Раз фюрер хотел...
Геринг: Но это было поставлено целью еще до войны.
Руденко:. Все же я хочу уточнить. Вы заявляете, что в отношении
Крыма действительно шла речь о том, чтобы Крым сделать областью
империи?
Геринг: Да, на этом совещании об этом говорилось.
Руденко: В отношении Прибалтики тоже речь шла об этом?
Геринг: Да, также, но никогда не говорилось о том, что Кав-
каз должен был стать немецким. В этой связи говорилось только
о том, чтобы осуществить сильное экономическое влияние со стороны
Германии.
Руденко: То есть, чтобы Кавказ стал германской концессией?
Геринг: В какой мере — это можно было бы определить только
после победоносного заключения мира. Можно увидеть из протокола,
что безумием-является говорить о таких вещах спустя несколько дней
после начала войны. О таких вещах, которые излагает здесь Борман,
вообще нельзя говорить, так как ведь еще неизвестно, каков будет
исход войны, каковы перспективы.
Руденко: Итак, преувеличение сводится к тому, что о Волжских
колониях не шла речь, — не так ли?
Геринг: Преувеличение заключается в том, что в тот момент обсу-
ждались вещи, о которых практически вообще нельзя было говорить.
В лучшем случае, можно было говорить о тех областях, которые были
заняты, а также об их управлении.
Руденко: Мы сейчас устанавливаем факт, что об этих вещах шел
разговор, эти вопросы 'ставились на совещании, причем ставились как
задача, и этого вы не отрицаете?
Геринг: Частично они обсуждались, но не так, как это здесь опи-
сано.
Руденко: Я только хочу сделать один вывод, что это совещание
подтверждает основной план захвата территорий Советского Союза
Германией, правильно это?
Геринг: Это правильно. Но я должен еще раз подчеркнуть, разре-
шите мне это сделать, что я, как отмечено в протоколе, не разделял эти
безграничные предположения. Дословно здесь сказано следующее: «В от-
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ГЕРИНГА
15
вет на это, то есть в ответ на длительное обсуждение этих вопросов, рейхс-
маршал подчеркнул важнейшие моменты, которые в настоящий момент
могли быть для нас определяющими, а именно — обеспечение продоволь-
ствием в той мере, в какой это необходимо для экономики, а также обе-
спечение безопасности путей сообщения». Я хотел свести все эти речи
к действительно практическим вещам.
Руденко: Вы, собственно, правильно говорите, что вы возражали, но
по таким основаниям, что в первую очередь следует обеспечить себя
продовольствием, а все остальное, как фиксируется, могло бы прийти
гораздо позже. Так написано. Стало быть, вы не по существу возра-
жали, а вопрос шел только о сроках; в первую очередь захватить про-
довольствие, а потом территорию.
Геринг: Нет, написано так, как я зачитывал. Дело не в сроках.
Относительно этого никаких секретов нет.
Руденко: Прошу вас повторить, как вы зачитывали. В чем расхож-
дения нашего перевода?
Геринг: «В ответ на длительное обсуждение относительно отдельных
лиц и этих вопросов, то есть вопроса о присоединении, рейхсмаршал
подчеркнул важнейшие моменты, которые могут быть для нас решаю-
щими факторами: обеспечение продовольствием, обеспечение в нужной
степени хозяйства, а также обеспечение безопасности дорог и других
путей сообщения». Я тогда говорил как раз о железных дорогах и т. д.;
это значит, что я хотел свести эту безмерную дискуссию, имевшую место
в первое время опьянения победой, к чисто практическим вопросам,
которые должны были быть разрешены. Все это объясняется воздей-
ствием первых побед.
Руденко: Очевидно, воздействие здесь имело место, и огромное
место, но, во всяком случае, из ваших объяснений совершенно не сле-
дует, что вы возражали против присоединения Крыма к империи. Это
так?
Геринг: Если бы вы владели немецким языком, то вы поняли бы
весь смысл этого выступления из предложения: «В ответ на это рейхс-
маршал подчеркнул...», — это значит, что я тогда не сказал, что я про-
тестую против аннексии Крыма или против аннексии Прибалтийских
стран. Я не имел никаких оснований для этого. Если бы мы победили...
Руденко: То вы бы это осуществили?
Геринг: ...то после окончания войны это бы последовало так или
иначе, независимо от того, использовали мы бы аннексию или нет. Но
в тот момент мы еще не кончили войны и еще не победили. Вследствие
этого я лично ограничился лишь практическими вещами.
Руденко: Вы признаете, что в качестве уполномоченного по четырех-
летнему плану вы непосредственно руководили подготовкой и разра-
боткой планов экономической эксплуатации всех оккупированных тер-
риторий, а также реализацией этих планов?
Геринг: Я уже признал, заявив, что я несу ответственность за эко-
номику в оккупированных странах согласно тем директивам, которые
я давал по использованию и управлению этими странами.
Руденко: Вы не можете сказать, сколько миллионов тонн зерна и
других продуктов было вывезено из Советского Союза в Германию за
время войны?
Геринг: Я не могу вам назвать общее количество.
16 ' ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ГЕРИНГА
Руденко: На совещании 6 августа 1942 г. всех рейхскомиссаров
оккупированных областей и представителей военного командования вы
выступали. Я хотел бы напомнить вам некоторые места из этих выступ-
лений.
Геринг: Дайте мне, пожалуйста, протокол.
Руденко: Пожалуйста. Прошу обратить внимание на страницу 111
стенограммы. Вы говорили следующее:
«Господа, фюрер предоставил мне генеральные полномочия в таком
размере, в каком он еще не предоставлял до сего времени в четырех-
летнем плане...
Он дал мне дополнительные полномочия, которые касаются любой
хозяйственной области нашей структуры, безразлично, внутри ли госу-
дарства, партии или вооруженных сил...»
Я заканчиваю этим цитату. Я спрашиваю, действительно вам были
предоставлены такие исключительные полномочия в этих вопросах?
Геринг: После разработки четырехлетнего плана мне были предо-
ставлены чрезвычайные полномочия. Впервые в области экономики были
предоставлены неограниченные полномочия давать директивы и указа-
ния всем высшим имперским инстанциям, всем партийным инстанциям,
вооруженным силам. Эти полномочия после начала войны были рас-
пространены также на экономическую структуру оккупированных обла-
стей; они были не расширены, но распространены.
Руденко: Значит, правильно я цитировал ваше выступление?
Геринг: Совершенно правильно, хотя это было неправильно переве-
дено на немецкий язык.
Руденко: Следующее в связи с этим. Учитывая ваши особые полно-
мочия, которыми вы были облечены, — ваши указания, инструкции и
требования являлись обязательными для участников совещания, на ко-
тором вы выступали?
Геринг: Да.
Руденко: Следовательно, если в ваших выступлениях встречаются
такие выражения, как «выжать» и «вытряхнуть» из оккупированных
территорий все, что только можно, то это была обязательная директива?
Геринг: Эти директивы были, конечно, приведены в соответствую-
щую форму. В данном случае речь идет о высказывании в прямой речи,
в устном выступлении. Конечно, эти слова не отличаются особенной
салонной изысканностью, но позднее...
Руденко: Правильно, прямое высказывание — я с этим согласен.
Геринг: Вы имеете в виду то место (я позволю себе повторить),
где говорится следующее: «Вы посланы сюда не за тем, чтобы работать
на благо вверенных вам народов, а для того, чтобы...»?
Руденко: Правильно.
Я обращаю ваше внимание на следующую цитату. Вот, на странице
113, там так фиксируется ваше указание:
«Я сделаю одно, я заставлю выполнить поставки, которые я на вас
возлагаю, "и, если вы этого не можете сделать, тогда я поставлю на ноги
органы, которые при всех обстоятельствах вытрясут это у вас, неза-
висимо от того, нравится вам это или нет». Правильно это? Есть такое
место в вашем выступлении?
Геринг: Это место переведено переводчиком не так, как это ска-
зано в подлиннике. Переводчик, который переводит ваши слова на не-
Допрос подсудимого Геринга.
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ГЕРИНГА 17
мецкий язык, употребляет некоторые превосходные степени, которые
здесь не наличествуют.
Руденко: Разве у вас имелись основания не доверять рейхскомис-
сарам оккупированных территорий, которым вы угрожаете специаль-
ными органами?
Геринг: Там присутствовали имперские комиссары не только восточ-
ных областей, но вообще всех областей. Речь шла о регулировании
поставок продовольствия из отдельных областей, о регулировании всего
продовольственного вопроса в занятых нами областях Европы. Неза-
долго до совещания мне было сказано, что, само собой разумеется,
каждый старается удержать запасы продовольствия у себя для того,
чтобы заставить другого больше давать поставки. Чтобы быть кратким,
я заявляю: я не хотел давать себя обманывать этим господам. И после
того, как я узнал, что они предлагали мне лишь половину, я потребовал
100 процентов, чтобы согласиться на половине. •
Руденко: Я спрашиваю вас: эти установки, которые вы дали участ-
никам совещания, не являлись ли эти установки не чем иным, как тре-
бованием беспощадно грабить оккупированные территории?
Геринг: Нет. В первую очередь на этом совещании речь шла о том,
что необходимо иметь больше продовольствия.
Руденко: Я говорю о грабеже. Грабеж может заключаться и в том,
чтобы грабить продовольствие в оккупированных территориях.
Геринг: Я только что сказал, что я был ответственен за снабжение
продовольствием почти всех областей. Одна область имела слишком
много продовольствия, другая — не имела его в достаточном количестве.
Нужно было установить равновесие. Об этом шла речь в основном' (на
90 процентов) на этом совещании; нужно было установить поставки,
которые должен был давать тот или иной имперский комиссар. Я вовсе
не оспариваю, что я при этих требованиях, выступая на совещании
очень живо и темпераментно, был очень резок в своих выражениях.
Впоследствии были установлены соответствующие количества того, что
должно быть поставлено. Это явилось результатом данного совещания.
Руденко: Я обращаю ваше внимание на страницу 118 этой же сте-
нограммы. Вы нашли это место?
Геринг: Да.
Руденко: Там говорится: «Раньше мне все же казалось дело срав-
нительно проще. Тогда это называли разбоем. Это соответствовало фор-
муле отнимать то, что завоевано. Теперь формы стали гуманнее. Не-
смотря на это, я намереваюсь грабить и именно эффективно». Вы нашли
эту цитату?
Геринг: Да, я нашел. Я точно так говорил на этом совещании, я еще
раз это подчеркиваю.
Руденко: Я как раз хотел установить, что именно точно так вы
говорили на этом совещании.
Я обращаю ваше внимание на страницу 118. Обращаясь к участ-
никам совещания и развивая мысль, высказанную ранее, вы оказали:
«Вы должны быть как легавые собаки. Там, где имеется еще кое-что,
в чем может нуждаться немецкий народ, — это должно быть молние-
носно извлечено из складов и доставлено сюда». Вы нашли это место?
Геринг: Да, я нашел.
Руденко: Это вы сказали?
2 Нюрнбергский процесс, т. II
-18 допрос ПОДСУДИМОГО ГЕРИНГА
Геринг: Я могу предположить, что я это сказал.
Руденко: Значит, вы не отрицаете, что приведенные выше цитаты
из выступления 6 августа 1942 г. принадлежат именно вам?
Геринг: Я этого не отрицаю ни в коей мере.
Руденко: Перейдем к следующему вопросу. Вы признаете, что, как
уполномоченный по четырехлетнему плану, вы руководили насильствен-
ным угоном в рабство многих миллионов граждан оккупированных стран
и что подсудимый Заукель был в своей деятельности непосредственно
подчинен вам?
Геринг: Формально он подчинялся мне, фактически — он подчи-
нялся непосредственно фюреру. Но я уже говорил, что несу ответ-
ственность за это в такой степени, в какой я был осведомлен в этой
области.
Руденко: Я обращаю ваше внимание на ваше выступление на этом
же совещании. Это страница 141 и продолжение на странице 142.
Вы нашли это место?
Геринг: Я нашел.
Руденко: Там говорится следующее: «Я не хочу хвалить гаулейтера-
Заукеля — в этом он не нуждается, но то, что он сделал за этот короткий
срок для того, чтобы быстро собрать рабочих со всей Европы и доста-
вить их на наши предприятия, — это является единственным в своем
роде достижением».
Далее вы говорите по адресу Коха:
«Кох, это все же не только украинцы. Ваши 500 тысяч просто
смешны. Сколько он доставил? Почти два миллиона».
Вы нашли это место?
Геринг: Да. Но здесь не совсем так написано.
Руденко: Пожалуйста, уточните.
Геринг: Смысл заключается в том, что Кох собирался утверждать,
что он сам дал всех этих людей Заукелю. На это я ему возразил, что
вся программа Заукеля охватывала два миллиона рабочих и что он мо-
жет делать такие утверждения только в отношении 500 тысяч. ОКох. хотел
представить дело таким образом, будто всех этих рабочих достал он.
Руденко: А вы считали, что 500 тысяч из Украины — это мало?
Геринг: Нет, это не так. Я уже пояснил сейчас, что из этих двух:
миллионов, которые в целом были поставлены Заукелем в течение про-
шедшего времени, на долю Украины падало всего 500 тысяч. Утвержде-
ние Коха, что он са-м поставил всех этих рабочих, неправильно.
В этом — смысл данной цитаты.
Руденко: Но вы не отрицаете и другого основного смысла, что речь
идет о миллионах насильственно угнанных в Германию на рабский
труд?
Геринг: Я не оспариваю, что здесь речь шла о двух миллионах при-
званных рабочих. Но я сейчас не могу сказать, были ли все они достав-
лены в Германию. Во всяком случае, они были использованы в интере-.
сах германской экономики.
Руденко: Вы не отрицаете, что это было рабство?
Геринг: Рабство я отрицаю. Принудительный труд, само собой разу-
меется, частично использовался.
Руденко: Вы слышали, подсудимый Геринг, — здесь был оглашен
ряд немецких документов, из которых явствует, что граждане оккупиро-
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ГЕРИНГА 1&
ванных территорий отправлялись в Германию насильственно. Их соби-
рали путем облавы на улицах, в кино, их отправляли в эшелонах под
военной охраной. За отказ ехать в Германию, попытку уклониться от этой
мобилизации мирное население расстреливалось и подвергалось всяким
истязаниям. Вы слышали эти документы, которые оглашались здесь,
в суде?
Геринг: Да, но я прошу, чтобы мне дали посмотреть на эти доку-
менты. Они показывают, что распоряжений о наборе не было, что учет
для принудительного труда регулировался с помощью распоряжений и
иным образом. Если бы мне могли дать абсолютную гарантию, в част-
ности, на Востоке, что все эти люди совершенно мирные и не будут осу-
ществлять никаких актов саботажа, то я использовал бы большую часть
их на работах на местах. Это были интересы безопасности, которые
как на Востоке, так и на Западе заставляли нас отправлять этих рабо-
чих в Германию, в особенности же молодые контингенты бывших военно-
обязанных.
Руденко: Только в интересах безопасности они были увезены?
Геринг: Тут было две причины. Я недавно подробно говорил о них.
Во-первых, по причине безопасности и, во-вторых, по причине необходи-
мости в рабочей силе.
Руденко: И по этой причине... допустим, возьмем вторую причину—
по причине необходимости насильственно угонялись люди из своих стран
в Германию на рабский труд, правильно?
Геринг: Не в рабство, а для работы привозили их в Германию.
Руденко: ...В 1941 году ОКВ был разработан ряд директив и при-
казов о поведении войск на Востоке и об обращении с советским насе-
лением, в частности, директива о военной подсудности в районе «Бар-
баросса», которая предоставляла немецким офицерам право без суда и
следствия расстреливать любое лицо, подозреваемое в неприязненном
отношении к немцам. Эта директива объявляла безнаказанность немец-
кого солдата за преступления, совершенные против местного населения.
Такого рода директива должна была вам докладываться?
Обратите внимание на дату— 13 мая 1941 г.
Геринг: Этот документ не был непосредственно послан мне. В рас-
пределении говорится: «Штаб оперативного руководства военно-воз-
душных сил, главный квартирмейстер». Я своим войскам давал очень.
строгие указания в отношении поведения солдат. По этой причине я хода-
тайствовал о вызове в качестве свидетеля главного судьи военно-воз-
душных сил и послал ему опросный лист относительно этих людей.
Руденко: Вы это распоряжение знали?
Геринг: Я увидел это распоряжение здесь, после чего я ходатай-
ствовал о вызове данного лица в качестве свидетеля, так как этот приказ
был направлен не непосредственно главнокомандующему, а служебным
инстанциям, о которых я здесь упомянул. Если эти инстанции действо-
вали таким образом, то есть в соответствии с этим распоряжением, то
я несу, конечно, формально ответственность за эти действия. В данном
случае мы имеем дело с приказом фюрера и верховного главнокоман-
дующего вооруженными силами, который войска не могли обсуждать
Руденко: Но вы согласны с тем, что по значимости вы должны были
знать этот документ?
Геринг: Нет, ибо в противном случае этот приказ был бы послан
2*
20 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ГЕРИНГА
непосредственно мне, главнокомандующему, а не штабу оперативного
руководства ВВС и генерал-квартирмейстеру. От этих инстанций зави-
село, считают ли они этот документ столь важным, что' они должны по по-
воду этого документа получить еще от меня личные приказы и дирек-
тивы. Но в данном случае этого не произошло, так как этот документ не
.касался нас в такой степени, как сухопутных войск.
Руденко: Но в аппарат ВВС этот документ был направлен?
Геринг: Я только что говорил об этом — он был направлен двум
'инстанциям.
Руденко: Вам должны были доложить об этом документе?
Геринг: Нет, мне не должны были доложить о нем. Я уже говорил,
что если бы мне докладывали о каждом приказе и каждой директиве,
которые проходили по отдельным инстанциям и не требовали моего
вмешательства, то я бы потонул в этом море бумаг. Поэтому мне сооб-
щали и докладывали только о самых важных вещах. Я сейчас не могу
сказать под присягой, был этот документ упомянут в устной форме, во
время доклада, или нет. Это возможно. Формально я и здесь несу ответ-
ственность за действия моих служебных инстанций.
Руденко: Я хотел бы это уточнить. Вы говорите, вам должны были
докладываться самые важные вещи? Правильно?
Геринг: Это правильно.
Руденко: Я прошу обратить внимание — документ перед вами — на
пункты 3 и 4 этого приказа или этого распоряжения. В пункте 3 гово-
рится: «Всякие иные нападения враждебных гражданских лиц на воору-
женные силы, входящих в их состав лиц и обслуживающий войска
персонал также должны подавляться войсками на месте с применением
самых крайних мер для уничтожения нападающих».
Геринг: Затем следует параграф 4. Если я вас правильно понял, то
там говорится: «Там, где меры такого рода не были приняты или не
могли быть приняты, заподозренные лица должны быть немедленно
доставлены к какому-либо офицеру. Последний решает, следует их рас-
стрелять или нет». Вы это имели в виду?
Руденко: Я именно это имел в виду. Как вы считаете, это важный
документ с точки зрения того, что он должен был быть вам доложен
вашими служебными инстанциями?
Геринг: Сам по себе это важный документ, но о нем не должны
были обязательно докладывать,, так как он уже достаточно ясно был
сформулирован фюрером в приказе, так что помощник фюрера, даже
главнокомандующий отдельной частью вооруженных сил, не может
ничего изменить в этом столь ясном и точном приказе.
Руденко: Я обращаю ваше внимание на дату этого документа.
В нем говорится: «Главная квартира фюрера, 13 мая 1941 г.».
Геринг: Да.
Руденко: Это, стало быть, больше чем за месяц до нападения
Германии на Советский Союз? Уже тогда было разработано распоряже-
ние о применении военной подсудности в районе «Барбаросса», и вы не
знали об этом документе?
Геринг: Когда составляется план мобилизации, нужно определить,
если к этому имеются особые основания, что следует предпринять. На
основании опыта фюрер считал, что особая угроза возникнет тотчас же
на Востоке. Поэтому здесь предписываются те меры, которые должны
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ГЕРИНГА 2Г
быть приняты, если будет оказываться 'сопротивление или если будет
иметь место нападение с тыла. Речь идет о предварительном приказе на
случай, если такие события наступят.
Руденко: И офицеру предоставлено право без суда и следствия рас-
стреливать?
Геринг: Он мог созвать особый суд (штандгерихт) на месте. На
основании этого параграфа он мог также, -если он считал нужным и
имел все доказательства того, что преступник участвовал в нападении^
с тыла, — расстрелять такого человека.
Руденко: Вы считаете, что офицер мог создать суд на месте?
Геринг: В военных условиях предусмотрено, что офицер, имеющий
отдельную, самостоятельную войсковую часть, может в любое время
создать особый суд (штандгерихт).
Руденко: Но вы согласны с тем, что здесь ни о каком суде не гово-
рится, что здесь говорится о том,' что офицер единолично решает
вопрос?
Геринг: Он мог решить сам при помощи этого суда на месте. Ов
должен был призвать еще двух человек и за две-пять минут мог принять
решение о составе преступления.
Руденко: За пять или две минуты расстрелять?
Геринг: Если я поймаю на месте преступления человека, кото-
рый стрелял из дома в спину моим войскам, то особый суд (штанд-
герихт) может установить состав преступления в самый кратчай-
ший срок.
Руденко: Следующий документ, который я хотел бы представить
здесь и о котором хотел спросить вас по существу, — это документ от
16 сентября 1941 г.
Здесь указывается, что «за жизнь немецкого солдата, как правило,
подлежат смертной казни пятьдесят-сто коммунистов. Способ казни дол-
жен увеличиваться в степени устрашающего воздействия». Об этом.
документе вы тоже не знали?
Геринг: Этот документ не нравился мне. Этот документ был направ-
лен в какую-то служебную инстанцию. ВВС вообще мало имели дела.
с подобного рода вещами..
Руденко: И служебная инстанция не докладывала вам о такого'
рода документе?
Геринг: Я знаю об этом мероприятии, имевшем своей целью возмез-
дие, лишь в общих чертах, но я не осведомлен о них в такой степени.
Об этом я узнал позднее, но еще во время войны, то есть до процесса.
Я знал, что в этом приказе первоначально было указано пять-десять
человек. Фюрер же лично сделал из этого количества пятьдесят-сто
человек.
Руденко: Я вас спрашиваю: вам служебная инстанция об этом
документе докладывала?
Геринг: Нет. Но я позднее слышал об этом документе.
Руденко: Когда позднее?
Геринг: Я сейчас не могу этого сказать. Во время войны я слышал
о нем в связи с тем фактом, что лично фюрером было изменено число,
первоначально означавшее пять-десять человек, на пятьдесят-сто чело-
век. Об этом факте я слышал.
Руденко: За одного немца?
22 допрос ПОДСУДИМОГО ГЕРИНГА
Геринг: Сначала там стояло пять-десять человек, а потом фюрер
сам изменил это число путем прибавления нуля. Этот факт обсуждался,
и в то время я узнал об этом документе.
Руденко: Известно ли вам о директивах ОКВ «Об обращении с со-
ветскими военнопленными'»?
Геринг: Я должен был бы сначала просмотреть их.
Руденко: Пожалуйста. (Документ передается Герингу.) Обратите
внимание на пункт «А», параграф 3, где указывается основное поло-
жение о том, что применение оружия против советских военнопленных,
как правило, считается правомерным и освобождает караульных от вся-
ких обязанностей разбираться в этом.
Я еще хочу вам напомнить одно место. Это из распоряжения об
обращении с советскими военнопленными. Здесь говорится: «По совер-
шающим побег военнопленным следует стрелять без предупредительного
оклика». Это излагается и в памятке об охране советских военнопленных.
Геринг: Здесь указывается на трудности, которые заключаются
в незнании и непонимании языка. Поэтому охрана должна немедленно
применять оружие при попытках к бегству. Вот в чем приблизительно
заключается смысл. Ясно, что при этом могут возникать недоразумения.
Руденко: Я спрашиваю: вы знали об этом документе?
Геринг: Здесь речь идет о документе, касающемся обращения
с военнопленными. Он направлялся непосредственно моим инстанциям.
Я не знал об этом документе.
Руденко: Вы не знали об этом документе? Хорошо. Еще один доку-
мент. Я имею в виду документ 854-ПС, который уже предъявлен,
о безусловном уничтожении политруков и других политических работ-
ников.
Геринг: Я хотел бы подчеркнуть для разъяснения, что ВВС не имели
никаких лагерей, в которых содержались бы советские военнопленные.
Они имели только шесть лагерей, в которых содержались военнопленные
других держав. Лагерей для 'советских военнопленных ВВС не имели.
Руденко: Я поставил этот вопрос и предъявил эти документы, по-
тому что вы, по своему положению второго человека в Германии, не
могли не знать таких принципиальных указаний.
Геринг: Как раз потому, что мое положение было таким высоким,
я мало занимался приказами об обращении с военнопленными, которые
были приказами чисто ведомственного порядка и не имели наиважней-
шего политического или военного значения.
Руденко: Обратите внимание на дату этого документа: «Главная
ставка фюрера, 12 мая 1941 г.».
Геринг: Да.
Руденко: Обратите внимание на параграф 3 этого документа:
«Политические руководители в войсках не считаются пленными и
должны уничтожаться, самое позднее, в транзитных лагерях. В тыл
не эвакуируются». Вы знали об этой директиве?
Геринг: Я позволю 'себе обратить ваше внимание на то, что в дан-
ном случае перед нами не какое-то указание, а «запись для доклада»,
подписанная Варлимонтом. В списке адресатов для рассылки документа
не указывается никакая другая служебная инстанция, кроме отдела
обороны страны. Таким образом, этот документ представляет собой
запись для доклада.
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ГЕРИНГА
23
Руденко: Значит, вы не знали об этом документе?
Геринг: Эта запись для доклада является записью штаба опера-
тивного руководства ОКВ. Это не директива и не приказ. Это — лишь
запись для доклада.
Председатель: Это не ответ на вопрос. Знали ли вы об этой дирек-
тиве или нет?
Геринг: Нет, я не знал о ней.
Руденко: Дальше. Директивы об обращении с советскими военно-
пленными должны были выполняться в частях авиации?
Геринг: Если они исходили от фюрера, то да. Если они исходили от
меня, тогда тоже да. *
Руденко: Вы припоминаете свои директивы по вопросу об обраще-
нии с советскими военнопленными?
Геринг: Нет.
• Руденко: Скажите, большинство этих преступных приказов и дирек-
тив ОКВ было издано еще до начала войны против Советского Союза,
в порядке - подготовки войны с Советским Союзом. Не доказывает ли
это, что германское правительство и QKB имели заранее обдуманный
план уничтожения советского населения?
Геринг: Нет, это ни в коем случае не доказывает этого. Этим дока-
зывается только то, что мы рассматривали борьбу с Советским Союзом
так чрезвычайно жестокую борьбу и что эта борьба велась на основа-
нии других принципов, так как не существовало никаких конвенций по
этому поводу.
Руденко: Скажите, вам известно об установке Гиммлера, которую
юн дал в 1941 году об уничтожении 30 миллионов славян? Вы об этом
•слышали также здесь, на суде, от свидетеля Бах-Зелевского. Вы
помните эти показания?
Геринг: Да, но это был не приказ, а всего лишь речь.
Руденко: Скажите, ведь в германском тоталитарном государстве
имелся единый руководящий центр — Гитлер и его ближайшее окруже-
ние, в том числе и вы как его заместитель?
Одни и те же установки должны были быть для Гиммлера и для
Кейтеля. Мог ли Гиммлер от себя давать установки об уничтожении
30 миллионов славян, не имея по этому вопросу указаний Гитлера или
ваших?
Геринг: Гиммлер не издавал никакого приказа в отношении истреб-
ления 30 миллионов славян. Гиммлер произнес речь в том духе, что
30 миллионов славян должны быть истреблены. Если бы Гиммлер дей-
ствительно издал приказ подобного рода, то он должен был бы, если
юн придерживался постановлений, спросить об этом фюрера, но
не меня.•
Руденко: Я не сказал о приказе, я 'сказал об установках Гиммлера.
И вы допускаете, что эти установки Гиммлер мог давать без согласо-
вания с Гитлером?
Геринг: Мне ничего неизвестно о таком указании или распоря-
жении.
Руденко: Я еще раз повторяю вопрос: не являются ли аналогич-
ными приказы и директивы ОКВ об обращении с населением и военно-
пленными на оккупированных советских территориях и о реализации
общей директивы об истреблении славян?
24 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ГЕРИНГА
Геринг: Никогда не существовало директивы, которая была бы дана
фюрером или какой-нибудь другой известной стороной в отношении
истребления славян.
Руденко: Вы должны были знать о массовом уничтожении совет-
ских граждан на оккупированной советской территории с помощью
эйнзатцгрупп, полиции безопасности и СД. Не являлась ли деятель-
ность эйнзатцгрупп результатом реализации заранее разработанного
плана об уничтожении евреев, славян и других мирных граждан?
Геринг: Нет, деятельность эйнзатцгрупп была совершенно секретной.
Руденко: Подсудимый Геринг, в своих показаниях вы сообщали,
что нападение на Польшу было осуществлено после кровавых событий
в городе Быдгощь?
Геринг: Я показал, что срок выступления был ускорен вследствие
тех кровавых событий, среди которых следует отметить также и крова-
вое воскресенье в Быдгоще.
Руденко: Вы знаете, что эти события произошли 3 сентября 1939г.?
Геринг: Я, возможно, ошибся в отношении даты событий в Быд-
гоше, — у меня нет соответствующих материалов.
Руденко: Понятно. Нападение было осуществлено 1 сентября, а со-
бытия в Быдгоще, о которых вы заявили Трибуналу, произошли 3 сен-
тября 1939 г. Я представляю Трибуналу документ-свидетельство, исходя-
щее из Главной комиссии по расследованию немецких злодеяний
в Польше, соответствующим образом удостоверенное в порядке статьи 21
Устава.
Председатель: Генерал Руденко, не огласите ли вы сейчас этот
документ?
Руденко: Да, пожалуйста.
«Свидетельство. На основании исследования, произведенного поль-
скими судебными властями, Главная комиссия для исследования немец-
ких злодеяний в Польше удостоверяет, что так называемое кровавое
воскресенье в городе Быдгощь имело место 3 сентября 1939 г., то есть
через три дня после того,как Польша подверглась немецкому нападению.
3 сентября 1939 г. в 10 ч. 15 м. утра немецкие диверсанты напали на
отступающие от города Быдгощь польские войска. Во время оборони-
тельного боя отступающих польских отрядов погибло 238 польских сол-
дат и 23 человека немецкой «пятой колонны». В связи с происшествием
после вступления немецких войск в город Быдгощь начались массовые
экзекуции, аресты и ссылки в концентрационные лагери польских жите-
лей, которые производились немецкими властями, ...СС и гестапо, вслед-
ствие чего 10500 было убито и 13000 уничтожено в лагере. Это
удостоверение является официальным документом польского правитель-
ства, предложенным Международному Военному Трибуналу, согласно
статье 21 Устава от 8 августа 1945 г.».
Я хотел этим документом удостоверить то обстоятельство, что собы-
тия, о которых свидетельствовал здесь подсудимый Геринг, произошли
после нападения Германии на Польшу.
Геринг: Я не знаю, говорим ли мы с вами сейчас об одних и тех же
событиях.
Руденко: Я говорю о событиях в Быдгоще. Вы тоже говорили о них.
Геринг: Может быть, в Быдгоще имели место два различных
события?
1 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ГЕРИНГА 25.
Руденко: Очень возможно.
Я перехожу к следующему вопросу. Известен ли вам приказ ОКБ о
клеймении советских военнопленных?
Геринг: Этот приказ мне неизвестен. Как я вижу из документов^
на этом 'совещании не присутствовало ни одного представителя от ВВС.
Руденко: Я интересуюсь фактом, известен ли вам этот приказ?
Геринг: Нет.
Руденко: Известно ли вам, что германское командование предписы-
вало использовать советских военнопленных и гражданских лиц на ра-
ботах по разминированию и переноске невзорвавшихся снарядов и т. п.?
Известно ли вам это?
Геринг: Мне известно то, что пленные русские саперы использо-
вались .для расчистки минных полей. В какой степени для этого исполь-
зовалось. гражданское население, я не знаю, но возможно, что это было-
и так.
Руденко: Известен ли вам приказ об уничтожении Ленинграда,
Москвы и других городов Советского Союза?
Геринг: В моем присутствии об уничтожении Ленинграда говорилось,
лишь в упоминавшемся документе, причем в том смысле, что если
финны получат Ленинград, то они не будут нуждаться в таком большом
городе. Об уничтожении Москвы я ничего не знаю.
Руденко: Вы помните протокол совещания? Вам предъявляли доку-
мент—протокольную запись от 16 июля 1941 г. На этом совещании вы
присутствовали.
Геринг: Я не получал приказа об уничтожении Москвы.
Руденко: Вам докладывали только «важные вещи». А об уничто-
жении городов, убийстве миллионов людей — все это проходило по так
называемым «служебным инстанциям»?
Геринг: Если бы какой-либо город должен был быть уничтожен
в результате налетов бомбардировщиков, такой приказ был бы непосред-
ственно отдан мною.
Руденко: 8 марта здесь, в судебном заседании, ваш свидетель
Боденшатц заявил, что вы сказали ему в марте 1945 года, что много
евреев убито и что за это придется дорого заплатить. Вы помните это
показание вашего свидетеля?
Геринг: Свидетель Боденшатц так не говорил.
Руденко: А как говорил свидетель Боденшатц, вы помните?
Геринг: Он говорил, что если война будет проиграна, это обойдется
нам очень дорого.
Руденко: Почему? За убийства, которые вы совершали?
Геринг: Нет, вообще. И мы это сами увидели.
Руденко: Я имею к вам несколько заключительных вопросов. Пре-
жде всего о так называемой теории «высшей» расы. В этой связи
я ставлю один только вопрос перед вами и прошу прямо на него отве-
тить. Согласны ли вы были с этой теорией «высшей» расы и воспита-
нием в ее духе немецкого народа или не согласны?
Геринг: Нет, я уже показывал, что никогда не использовал это.
выражение ни в своих статьях, ни в своих речах. Различия между
расами я, безусловно, признаю.
Руденко: Но вы не согласны с этой теорией? Я так вас понимаю?
.26 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ГЕРИНГА
Геринг: Я никогда не заявлял, что ставлю одну расу в качестве
расы господ выше другой. Я указывал только на различия между расами.
Руденко: Но 'вы можете мне ответить на вопрос: вы не согласны
-с этой теорией?
Геринг: Я лично не считаю ее правильной.
Руденко: Следующий вопрос. Вы заявили на суде, что якобы расхо-
дились с Гитлером по вопросам о захвате Чехословакии, по еврей-
•скому вопросу, по вопросу о войне с Советским Союзом, в оценке теории
«высшей» расы, по вопросу расстрелов английских военнопленных лет-
чиков. Чем объяснить, что при наличии столь серьезных расхождений
вы считали возможным сотрудничать с Гитлером и проводить его поли-
тику?
Геринг: Здесь следует различать разные периоды времени. Во время
наступления на Россию речь шла не о принципиальных расхождениях,
•а о расхождениях по вопросу о времени.
Руденко: Это вы уже говорили. Я прошу ответить на мой вопрос.
Геринг: Я могу расходиться в мнениях с моим верховным главно-
командующим, я могу ясно высказать ему свое мнение. Но если главно-
командующий будет настаивать на своем, а я ему дал присягу, — ди-
скуссия тем самым будет окончена.
Руденко: Вы же не простой солдат, как вы говорили здесь; вы же
представляли себя здесь и государственным деятелем?
Геринг: Я не только простой солдат и именно потому, что я не
являюсь простым солдатом, а занимал такой крупный пост, — я должен
'был показывать пример простым солдатам с точки зрения выполнения
присяги.
Руденко: Иначе говоря, вы считали возможным при наличии этих
разногласий сотрудничать с Гитлером?
Геринг: Я это подчеркнул и считаю это правильным.
Руденко: Если вы считали возможным для себя сотрудничать с Гит-
лером, считаете ли вы себя, как второго человека в Германии, ответ-
ственным зд организованные, в государственных масштабах убийства
миллионов ни в чем не повинных людей, даже независимо от осведом-
ленности об этих фактах? Ответьте коротко: «да» или «нет».
Геринг: Нет, 'так как я ничего не знал о них и не приказывал их
проводить.
Руденко: Я еще раз подчеркиваю.—даже независимо от осведом-
ленности об этих фактах?
Геринг: Если я действительно не знаю о них, я не могу за них
-отвечать.
Руденко: Вы обязаны были знать эти факты?
Геринг: В каком' смысле обязан: либо я знаю факты, либо я их
не знаю. Вы можете меня в лучшем случае спросить, был ли я легко-
мысленным, так как не попытался что-нибудь узнать о них.
Руденко: Вам лучше знать себя. Миллионы немцев знали о творив-
шихся преступлениях, а вы не знали.
Вы заявили на 'суде, что гитлеровское правительство привело Гер-
манию к расцвету. Вы и сейчас уверены, что это так?
Геринг: Катастрофа наступила только после проигранной войны.
Руденко: В результате которой вы привели Германию к военному
>и политическому поражению. У меня больше нет вопросов.
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ О НАРУШЕНИИ ДОГОВОРОВ
27
Председатель: Желает ли французский обвинитель задать вопросы?
(К микрофону подходит представитель французского обвинения.)
Французский обвинитель: Я прошу Трибунал разрешить мне сделать
весьма краткое заявление.
Чтобы ответить на желание, которое было выражено Трибуналом,
и чтобы, по мере возможности, сократить настоящее судебное разбира-
тельство, французское обвинение согласовало с американским обвини-
телем—судьей Джексоном и с английским обвинителем—сэром Фай-
фом вопрос о том, чтобы ими были заданы подсудимому Герингу во-
просы, имеющие отношение к делу. Эти вопросы были заданы. Мы
заслушали ответы подсудимого на эти вопросы. Я полагаю, что защита
не может жаловаться на то, что ее свободы были ущемлены. Она
в полной мере их использовала в продолжение двенадцати заседаний и
•не смогла ни-в малейшей степени вызвать сомнения в бесспорных дока-
зательствах обвинения, не убедив, в частности, никого в том, что второе
лицо в германской империи не несет никакой ответственности за развя-
зывание войны, и в том, что ему не было ничего известно о зверствах,
совершенных людьми, которыми он с такой гордостью руководил.
Французское обвинение полагает, что ни в малейшей степени не
'были поколеблены те бесспорные обвинения, которые были нами выдви-
нуты. Поэтому у меня не имеется новых вопросов, которые я хотел бы
•задать подсудимому.
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ АНГЛИЙСКИМ ОБВИНИТЕЛЕМ ''
ДОКАЗАТЕЛЬСТВ ПО РАЗДЕЛУ «НАРУШЕНИЕ
МЕЖДУНАРОДНЫХ ДОГОВОРОВ»
[Из стенограммы заседания Международного Военного Трибунала
от 5 декабря 1945 г.}
Файф 1: Господа судьи! Перед тем как я начну говорить о первом'
договоре, я хотел бы привести три цитаты. Можно утверждать на осно-.
'вании удручающего перечня разорванных договоров и нарушенных заве-
рений, о которых Трибунал уже слышал, что Гитлер и нацистское
правительство даже не создавали видимости того, что необходимо и
желательно 'сдержать данное слово. Однако с внешней стороны они
уверяли в обратном. Что касается договоров, то 18 октября 1933 г.
Гитлер заявил: «Мы сделали все, что в 'силах, чтобы выполнить то, что
мы подписали». 21 мая 1935 г. Гитлер заявил: «Германское правитель-
ство будет тщательно выполнять каждый добровольно подписанный
договор, даже если он был заключен до прихода правительства
к власти».
В отношении заверений Гитлер говорил еще более , определенно.
В той же речи в рейхстаге 21 мая 1935 г. Гитлер признал, что заве-
рение является в равной мере обязательством. В то время мир еще не
должен был знать, что на самом деле он не чувствовал себя ни ,в какой
мере обязанным. Вот что он действительно сказал: «И когда теперь я
слышу из уст английского политического деятеля, что такие заверения
ничего не значат и что единственное доказательство искренности заклю-
1 Заместитель Главного обвинителя от Великобритании.— Составители.
28 ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ О НАРУШЕНИИ ДОГОВОРОВ
чается в подписи, которой скреплены многочисленные пакты, то я должен
просить г-на Идена помнить, что означает заверение. Иногда гораздо-
легче подписать договор, зная, что ты пересмотришь свою позицию
в решительный час, чем заявить всей стране о своем намерении придер-
живаться политики, которая служит делу мира и отвергает все, что
ведет к войне». • '
Далее он приводит в качестве иллюстрации свое заверение Фран-
ции. Зная, как Гитлер хотел уверить мир в том, что он придает большое
значение договорам, я прошу Трибунал рассмотреть лишь пятнадцать из
тех договоров, которые он расторгнул.
Нужно еще коснуться вопроса о положении договора в германском
праве. Опубликование текста договора в «Рейхсгезетцблатт» делает
этот договор'частью законодательства Германии. Это, как мне кажется,
является довольно интересным в аспекте тех нарушений, о которых
я буду говорить. Первый договор, которого я коснусь, — это Конвенция
о мирном разрешении международных споров, подписанная в Гааге
29 июля 1899 г.
29 июля 1899 г. Германия, Греция, Сербия и двадцать пять других стран
подписали эту Конвенцию. Германия ратифицировала ее 4 сентября
1900 г., Сербия—11 мая 1901 г., Греция—4 апреля 1901 г. Мне
кажется достаточным зачитать лишь первые две статьи этой Конвенции.
Статья 1: «С целью избежать, поскольку это возможно, применения
силы в отношениях между государствами, подписавшие державы согла-
шаются сделать все, что в их силах, чтобы обеспечить мирное решение
международных споров».
Статья 2: «В случае серьезных расхождений или споров договари-
вающиеся державы соглашаются, прежде чем прибегнуть к оружию,
использовать, поскольку обстоятельства это допускают, услуги или по-
средничество одной или нескольких дружественных держав».
Далее в Конвенции говорится о самом механизме посредничества.
Мне кажется, что нет необходимости говорить об этом подробно.
Второй договор — это Конвенция о мирном решении международ-
ных споров, подписанная в Гааге 18 октября 1907 г.
Эта Конвенция была подписана сорока четырьмя государствами.
При этом предусматривалось, что Конвенция войдет в силу, если из
тридцати одного государства ее подпишут двадцать восемь и три госу-
дарства присоединятся к ней. Мы считаем, что она действовала в отно-
шении США, Бельгии, Чехословакии, Дании, Франции, Германии,
Люксембурга, Японии, Голландии, Норвегии, России и Польши. Согласно
статье 91 эта Конвенция заменяет Конвенцию 1899 года. Ввиду того что
Греция и Югославия были сторонами Конвенции 1899, но не Конвенции
1907 года, в отношении этих двух стран остается в силе первоначальная
конвенция.
Я вновь намереваюсь зачитать лишь статью 1. Статья 1: «С целью
избежать, поскольку это возможно, применения силы в отношениях между
государствами, договаривающиеся державы соглашаются делать макси-
мальные усилия для того, чтобы обеспечить мирное урегулирование
международных споров».
Третий договор — это Гаагская конвенция, касающаяся начала
военных действий, подписанная в то же время. Эта Конвенция была
в силе в отношении Германии, Польши, Дании, Норвегии, Бельгии,
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ О НАРУШЕНИИ ДОГОВОРОВ
29
Нидерландов, Люксембурга и России. Она касается порядка сообщения
противнику о начале военных действий. Она, повидимому, явилась
результатом русско-японской войны 1904 года, когда Япония напала на
Россию без предварительного предупреждения.
Как вы заметили, в этой Конвенции не установлен никакой опреде-
ленный срок между объявлением и началом военных действий, но в этой
Конвенции указаны минимальные нормы международного поведения
перед началом войны.
Если разрешите, я снова сошлюсь на параграф 1.
«Договаривающиеся державы признают, что военные действия
между ними не должны начинаться без предварительного и ясного пре-
дупреждения в форме обоснованного объявления войны или ультима-
тума, обусловленного объявлением войны».
Четвертый договор — это пятая Гаагская конвенция относительно
прав и обязанностей нейтральных держав и лиц в случае войны на суше,
подписанная в то же время.
Германия подписала [Конвенцию, и в результате ратификации этот
договор остается в силе между Германией и Норвегией, Данией, Бель-
гией, Люксембургом, Нидерландами, СССР и Соединенными Штатами.
...Я продолжаю говорить о пятом договоре, о Мирном договоре
между Союзными Державами, с одной стороны, и державами, сотрудни-
чавшими с Германией, — с другой стороны, подписанном в Версале
28 июня 1919 г. •
Перед тем как я коснусь отдельных, относящихся к делу частей
этого договора, разрешите мне вкратце изложить общую схему договора.
Часть 1 содержит Устав Лиги наций; часть 2 — устанавливает
границы Германии в Европе. Эти границы описаны подробно, но
в части 2 нет положения, гарантирующего эти границы. Часть 3 (ст. ст.
31—117) содержит политические статьи для Европы. В этой части Гер-
мания гарантирует некоторые территориальные границы в Бельгии,
Люксембурге, Австрии, Чехословакии, Франции, Польше, Мемеле, Дан-
циге и т. д.
Может быть, Трибунал найдет удобным коснуться в настоящее
время вопроса о связи этого договора со следующим, а именно —
с договором о восстановлении дружественных отношений между Соеди-
ненными Штатами и Германией.
Части 1, 2 и 3 Версальокого договора не включены в договор
с США. Части 4, 5, 6, 8, 9, 10, 11, 12, 14 и 15 слово в слово совпадают
с текстом договора с США. Для Трибунала существенное значение
имеет часть 5, которая содержит военные, морские и авиационные статьи.
Части 7 и 13 не включены в договор с США.
Часть 1, которой должен коснуться Трибунал,—это статьи относи-
тельно Рейнской зоны. Они очень короткие и ввиду того, что они слово
в слово повторяются в Локарнском договоре, их, может быть, следует
огласить.
«Статья 42. Германии запрещается поддерживать или сооружать
какие-либо укрепления, как на левом берегу Рейна, так и на правом его
берегу, к западу от линии, проходящей в 50 километрах к востоку от
Рейна.
Статья 43. В вышеуказанном районе также запрещается содержа-
ние и сосредоточение вооруженных сил как постоянно, так и временно,
30 ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ О НАРУШЕНИИ ДОГОВОРОВ
проведение любых военных маневров, а также содержание всех постоян-
ных укреплений.
Статья 44. В случае, если Германия каким-либо путем нарушит
положения статей 42 и 43, она будет считаться совершившей по отно-
шению к державам, подписавшим 'настоящий договор, враждебный акт,
ставящий своей целью нарушить всеобщий мир».
Я хочу обратить внимание Трибунала на документ, который был
опубликован германским правительством, а именно на меморандум от
7 марта 1936 г., в котором нацисты излагают свою версию нарушения
договора.
Вот часть договора относительно Австрии:
«Германия признает и будет строго уважать независимость
Австрии в пределах тех границ, которые будут установлены договором
между этими государствами и основными союзными и присоединив-
шимися к ним державами; она соглашается, что эта независимость
будет нерушимой, за исключением тех случаев, когда с согласия Совета
Лиги наций будут 'приняты какие-либо изменения в этой связи».
Далее следует относительно Мемеля:
«Германия отказывается в пользу основных союзных и присоеди-
нившихся к ним держав от всех прав на территории, расположенные
между Балтийским морем, Северо-Восточной границей Восточной
Пруссии, в соответствии с частью 2 статьи 28 (границы Германии) на-
стоящего договора, и бывшей границей между Германией и Россией.
Германия обязуется признать решения, вынесенные основными
союзными и присоединившимися к ним державами в отношении этих
территорий, особенно поскольку это касается гражданства жителей».
Ввиду того что здесь не говорилось о каком-либо официальном
документе относительно присоединения Мемеля к Германии, я для удоб-
ства прилагаю копию заявления по этому вопросу. Это очень короткий
документ. Поэтому разрешите мне его зачитать.
«Уполномоченный по 'передаче Мемельской территории гаулейтер
и обер-президент Эрих Кох 3 апреля 1939 г. во время совещания в Me-
меле произвел окончательное включение бывшей Мемельской террито-
рии в национал-социалистское гау Восточной Пруссии и в восточно-
прусский административный округ Гумбинен».
Статья 100, касающаяся Данцига. Я зачитаю только первую фразу,.
потому что остальное касается географических границ:
«Германия отказывается в пользу основных союзных и присоеди-
нившихся к ним держав от всех прав на территорию, ограниченную
следующим». Далее границы этой территории указываются на немецкой
карте, приложенной к договору.
...Статья 81, касающаяся Чехословацкого государства: «Германия,
в соответствии с действиями, уже предпринятыми союзными и присоеди-
нившимися к ним державами, признает полную независимость Чехосло-
вацкого государства, которое будет включать автономную территорию
славян к югу от Карпат. Настоящим Германия признает границы этого
государства, как они установлены союзными и присоединившимися к ним
державами и другими заинтересованными государствами».
А вот «текст» соглашения между фюрером и рейхсканцлером Адоль-
фом Гитлером и президентом Чехословацкого государства д-ром Гаха и
министром иностранных дел Чехословакии д-ром Хвалковским, которое-
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ О НАРУШЕНИИ ДОГОВОРОВ
.3t
было подписано в присутствии фон Риббентропа, имперского министра
иностранных дел.
«Фюрер и рейхсканцлер принял сегодня в Берлине по их: просьбе
президента Чехословацкого государства д-ра Гаха и чехословацкого-
министра иностранных дел д-ра Хвалковского в присутствии господина;
фон Риббентропа, министра иностранных дел империи. На этом сове-
щании было подвергнуто всестороннему рассмотрению серьезное положе-
ние, которое возникло на бывшей территории Чехословакии в результате
событий последних недель. С обеих сторон было высказано единодушное
мнение о том, что цель всех их усилий должна заключаться в том, чтобы
обеспечить спокойствие, порядок и мир в этой части Центральной:
Европы. Президент Чехословацкого государства заявил, что для того,.
чтобы достичь этой цели и добиться окончательного умиротворения, он.
с уверенностью передает в руки фюрера германской империи судьбу
чешского народа и страны. Фюрер приветствовал эту декларацию и вы-
сказал свое решение обеспечить чешскому народу под защитой герман-
ской империи автономное развитие его национальной жизни в соответ-
ствии с его специфическим характером».
Затем следует приказ фюрера германским вооруженным силам от
того же числа. Этот приказ сводится к тому, что войска должны дви-
нуться в Чехословакию для выполнения решения германского имперского"
правительства.
Теперь я перехожу к части 5 Версальского договора. Ввиду того-
что это является одним из центральных вопросов, я зачитаю введение.
Часть 5: «Военные, морские и авиационные статьи.
Для того чтобы сделать возможным установление общего ограни-
чения вооружений всех стран, Германия обязуется строго соблюдать,
военные, морские и авиационные статьи,, которые заключаются в сле-
дующем: Раздел I. Военные статьи. Глава I. «Численный состав и
кадры германской армии». Статья 159. «Германские вооруженные силы
будут демобилизованы и сокращены, как указано ниже. Статья 160.
К сроку не позже 31 марта 1920 г. германская армия не должна состоять
более чем из семи дивизий кавалерии.
После этой даты общее число войск государств, составляющих Гер-
манию, не должно превышать 100 тысяч человек, включая офицеров »
обслуживающий персонал складов. Армия должна использоваться исклю-
чительно для поддержания порядка внутри территории и для контроля
над границами.
Общее количество офицеров, включая офицеров штабов, каков бы
ни был их состав, не должно превышать 4 тысяч.
Штабы дивизий и корпусов должны быть организованы в соответ-
ствии с таблицей 1, прилагаемой к этому разделу.
Количество и состав пехотных, артиллерийских, инженерных и тех-
нических частей, указанных в вышеупомянутой таблице, представляют
собой максимум, который не должен быть превышен».
Затем идет описание частей, которые имеют собственные склады в'
дивизии, которые находятся под командованием штабов корпусов.
Имеют некоторое значение следующие два положения.
«Содержание или создание сил в ином составе или под контролем
других организаций для командования войсками или для подготовки
к войне запрещается.
.32 ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ О НАРУШЕНИИ ДОГОВОРОВ
Центральный германский генеральный штаб и все другие аналогич-
ные организации должны быть распущены и не должны быть восста-
новлены в какой-либо иной форме»,
...Теперь перехожу к шестому договору — к договору между США
'и Германией о восстановлении дружественных отношений. Я представ-
ляю экземпляр документа ТС-11 под номером ВБ-12. Трибунал найдет
этот документ предпоследним в папке. Цель этого договора заключалась
в том, чтобы официально закончить военные действия между США и
Германией, и я уже объяснял Трибуналу, что этот договор включал неко-
торые положения Версальского договора. Я уже коснулся тех статей
Версальского договора, которые дословно повторяются в этом втором
договоре.
Далее я перейду к седьмому договору — договору о взаимной га-
рантии между Германией, Бельгией, Францией, Великобританией и
Италией, заключенному в Локарно 16 октября 1925 г.
Я говорил о Локарнском договоре. Может быть, будет целесо-
образным напомнить Трибуналу о договорах, которые были заклю-
чены в Локарно, потому что все они более или менее зависят друг
•от друга:
В Локарно Германия заключила пять договоров:
а) договор о взаимной гарантии между Германией, Бельгией, Фран-
цией, Великобританией и Италией;
б) конвенцию об арбитраже между Германией и Францией;
с) конвенцию об арбитраже между Германией и Бельгией;
д) договор об арбитраже между Германией и Польшей;
е) договор об арбитраже между Германией и Чехословакией.
Статья 10 договора о взаимной гарантии предусматривала, что этот
договор должен войти в силу, как только в Женеве, в архиве Лиги на-
ций, будут получены ратификационные грамоты и как только Германия
станет членом Лиги наций. Ратификационные грамоты были полу-
чены в Женеве 14 сентября 1926 г., и Германия стала членом Лиги
наций.
Две конвенции об арбитраже и два договора об арбитраже, которые
я назвал, предусматривают, что они войдут в силу на тех же условиях,
что и договоры о взаимной гарантии. Это статья 21 конвенций об арби-
траже и статья 22 договоров об арбитраже. Самое важное из пяти согла-
шений — это договор о взаимной гарантии. Одна из его целей — увеко-
вечить границы между Германией и Бельгией и Германией и Францией.
'Он не содержит какого-либо положения о денонсации договора или
выхода из него и предусматривает, что он будет оставаться в силе до
тех пор, пока Совет Лиги наций не решит, что Лига наций обеспечивает
достаточную безопасность всем договаривающимся сторонам, чего
никогда не произошло. В этом случае договор о взаимной гарантии дол-
жен потерять свою силу через год.
Общий план договора о взаимных гарантиях следующий.
Статья 1 предусматривает, что стороны гарантируют границы между
Германией и Францией, между Германией и Бельгией и демилитаризацию
Рейнской зоны.
Статья 2 говорит о том, что Германия и Франция и Германия и
•Бельгия согласны, что они не будут нападать или вторгаться на терри-
торию друг друга.
ПРЕДСТАВЛЕНИИ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ О НАРУШЕНИИ ДОГОВОРОВ
33
Статья 3 предусматривает, что Германия и Франция и Германия
и Бельгия согласны решать все возникающие между ними споры мир-
ным путем.
Первым крупным нарушением этого договора о взаимной гарантии
было вступление германских войск в Рейнскую зону 7 марта 1936 г.
Обращаю внимание Трибунала на статью 5, потому что в ней упо-
минаются положения Версальского договора, о которых я говорил.
Статья 5 гласит: «Положения статьи 3 настоящего договора подлежат
гарантии Высоких Договаривающихся Сторон, как это предусмотрено
следующими условиями. Если одна из сторон, упомянутая в статье 3,
отказывается передать спор на мирное урегулирование или подчиниться
арбитражному или судебному решению и нарушит статью 2 настоящего
договора или статьи 42 и 43 Версальского договора, то должны быть
применены положения статьи 4 настоящего договора».
Следующий договор—договор об арбитраже между Германией и
Чехословакией. Это — один из группы Локарнских договоров. Я не на-
мереваюсь возвращаться 'к этому документу, но мне кажется, что един-
ственная статья, на которую следует указать,—это статья 1, которая
является наиболее важной статьей и в которой говорится о порядке
разрешения споров.
' «Любые споры, вызывающие конфликт между Германией и Чехосло-
вакией по поводу их соответственных прав и которые не будет возмож-
ности решить дружественным путем, обычными методами дипломатии,
будут передаваться на решение либо арбитражного трибунала, либо
постоянной палаты международного правосудия, как установлено ниже.
Стороны соглашаются, что среди споров, предъявленных таким образом,
будут, в частности, те, которые указаны в статье 13 Устава Лиги
наций».
Это положение не касается споров, возникающих из событий, со-
стоявшихся до или во время подписания настоящего договора.
«Споры, порядок решения которых установлен другими соглаше-
ниями, действующими в отношении Высоких Договаривающихся Сторон,
будут регулироваться в соответствии с положениями тех соглашений».
Статьи 2—21 касаются процедуры арбитража, а вторая фраза статьи
22 говорит о том, что этот договор войдет в силу и будет действовать на
тех же условиях, что и договор о взаимной гарантии.
Это как будто бы все, что следует сказать об этом договоре.
Девятый договор, которого я должен коснуться, — это конвенция
об арбитраже между Германией и Бельгией, заключенная в Локарно
16 октября 1925 г. Это в основном касается нападения на Бельгию, Ни-
дерланды и Люксембург.
То же самое относится и к десятому договору, упомянутому в пункте
10 приложения «С» Обвинительного заключения, а именно договору,
который я прошу Трибунал принять без доказательств под номером
ВБ-16. Этот договор будет освещен более подробно полковником Гриф-
фитом Джонсом, когда он будет говорить о Польше.
...Документ С-126 совершенно секретный приказ, подписанный Гит-
лером 31 августа 1939 г. и озаглавленный: «Директива № 1 по ведению
войны».
...«1. Теперь, когда исчерпаны все- политические возможности, мир-
ного урегулирования нетерпимого для Германии положения на восточной
3 Нюрнбергский процесс, т. II
34 ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ О НАРУШЕНИИ ДОГОВОРОВ
границе,' я принял решение выйти из положения путем применения
силы.
Нападение на Польшу должно быть осуществлено в соответствии
с «планом Вейс», с теми изменениями для армии, которые были внесены
в связи с завершением расстановки сил.
Задания и оперативные цели остаются без изменений.
Начало атаки — 1 сентября 1939 г. Время атаки — 4.45 утра. (Это
вписано красным карандашом.)
Это время также относится к операциям под Гдыней, в Данцигском
заливе и у моста Даршау...»
В 9 часов вечера того же дня германское радио передало текст
предложений, которые немцы якобы были готовы обсуждать с польским
правительством. В передаче были пространно изложены эти предложе-
ния. Но следует помнить, что в то время ни сэр Невилль Гендерсон, ни
польское правительство, ни польский посол еще не получили письмен-
ного текста этих предложений.
Кроме того, германское правительство указало, что оно готово пере-
дать английскому правительству основные пункты предложений к мо-
менту приезда польского представителя в Берлин.
Мы знаем, как оно это сделало...
Джонс:1 Рано утром 9 апреля 1940 г. нацистская Германия вторг-
лась в Норвегию и Данию. С разрешения Трибунала, я, во-первых, хотел
бы коснуться договоров, заверений и обязательств, которые были нару-
шены этим вторжением в Данию и Норвегию.
Во-первых, это было нарушением Гаагской конвенции и пакта Кел-
лога—Бриана.
Я намереваюсь огласить лишь статью 1 этого договора, которая
гласит:
...«Договаривающиеся стороны обязуются в соответствии с настоящим
договором передавать на рассмотрение арбитражной или примирительной
комиссии все споры любого характера, которые могут возникнуть между
Германией и Данией и которые не окажется возможным решить в тече-
ние надлежащего периода времени дипломатическим путем или пере-
дать, с согласия обеих сторон, Постоянной палате международного
правосудия. Споры, для разрешения которых была установлена специаль-
пая процедура на основании конвенций, ранее подписанных договари-
вающимися сторонами, должны разрешаться в соответствии с предпи-
саниями этих конвенций»...
Далее я сошлюсь на договор о ненападении между Германией и
Данией, подписанный Риббентропом 31 мая 1939 г.
...«Его величество король Дании и Исландии и канцлер германской
империи, полные решимости поддержать мир между Данией и Герма-
нией при всех обстоятельствах, согласились подтвердить эту решимость
путем договора и назначили в качестве уполномоченных...»
Статья 1. «Королевство Дании и германская империя ни в коем слу-
чае не будут прибегать к войне или к какому-либо другому использова-
нию силы один против другого. В случае, если вышеупомянутые дей-
ствия будут предприняты третьей державой против одной из договари-
1 Дальнейшее предст?вление доказательств по этому рагделу обвинения осу-
ществлялось английским обвинителем Э, Джонсом. — Составители.
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ О НАРУШЕНИИ ДОГОВОРОВ
35
дающихся сторон, то другая договаривающаяся сторона не будет
никаким образом поддерживать эти действия.
...Настоящий договор вступит в силу после обмена ратификацион-
ными грамотами и остается в силе в течение десяти лет после этого
срока»...
Это заверение дано Дании, Норвегии и Нидерландам 28 апреля
1939 г., то есть после того, как присоединение Чехословакии потрясло
уверенность во всем мире. Это, повидимому, была попытка, бесчестная
попытка, как утверждает обвинение, успокоить скандинавские государ-
ства. Гитлер говорил: «Я дал связывающие обязательства большому ко-
личеству государств. Ни одно из этих государств не может утверждать,
что какой-либо намек на требования, противоречащие этой декларации,
был когда-либо сделан Германией. Например, никто из государствен-
ных деятелей Скандинавии не может утверждать, что германское прави-
тельство или германское общественное мнение выдвинули требования,
которые не соответствовали бы суверенитету и целостности этого госу-
дарства.
Я был рад, что ряд европейских государств по случаю этой декла-
рации германского правительства высказал и подчеркнул свое желание
соблюдать полный нейтралитет. Это относится к Голландии, Бельгии,
Швейцарии, Дании и др....»
2 сентября 1939 г. германское правительство дало еще одно завере-
ние. Это было через день после начала вторжения в Польшу.
Документ ТС-31, ВБ-79, памятная записка, врученная норвежскому
министру иностранных дел германским посланником в Осло 2 сентября
1939 г.:
...«Германское правительство полно решимости, ввиду дружеских
отношений, существующих между Норвегией и Германией, ни при каких
обстоятельствах не нанести ущерба целостности и неприкосновенности
Норвегии и уважать территорию норвежского государства. Делая это
заявление, германское правительство, естественно, ожидает 'со своей
стороны, что Норвегия будет соблюдать полный нейтралитет в отношении
Германии и не потерпит нарушения норвежского нейтралитета какой-
либо третьей стороной. Если позиция королевского норвежского прави-
тельства отличается от этого и такое нарушение нейтралитета третьей
стороной будет осуществлено, то германское правительство тогда, оче-
видно, будет вынуждено обеспечить интересы империи в соответствии
с требованиями возникшего в результате этого положения»...
Далее идет еще одно заверение со стороны Германии в отношении
Норвегии. Оно идет под номером ТС-32. Это речь Гитлера 6 октября
1939 г. (документ ТС-32, ВБ-79).
...«Германия никогда не имела столкновений интересов или спорных
вопросов с северными государствами. Она не имеет таковых и сегодня.
Германия предложила пакты о ненападении как Швеции, так и Норве-
гии, которые отказались от этого потому, что они не считают себя под
какой-либо угрозой»...
Эти договоры и заверения представляли собой дипломатический
шаг, чтобы прикрыть грубую нацистскую агрессию против Дании
и Норвегии. Доказательства, которые обвинение теперь представит Три-
буналу, по моему мнению, установят без всякого сомнения, что эти
заверения были сделаны для того, чтобы успокоить подозрение, и для
З*
36 ПРЕДСТАВЛЕНИИ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ О НАРУШЕНИИ ДОГОВОРОВ
того, чтобы жертвы нацистской агрессии были не подготовлены к напа-
дению. Мы знаем, что еще в октябре 1939 года эти заговорщики и их
сообщники планировали вторжение в Норвегию и что самыми актив-
ными участниками этого заговора были подсудимые Редер и Розенберг.
Редер — потому, что он считал Норвегию важной со стратегической
точки зрения, и потому, что он хотел прославить свой флот. Розенберг—
в силу политических связей в Норвегии, которые он хотел развить.
Как Трибунал вскоре узнает, подсудимый Розенберг нашел пример-
ного агента «пятой колонны» в лице норвежца Квислинга, являвшегося
олицетворением вероломства.
Что касается начальных стадий нацистского плана вторжения в Нор-
вегию, то доказательства можно найти в письме Редера от 10 января
1944 г. адмиралу Асману, официальному историку германского флота.
...«Меморандум адмиралу Асману для его сведения и не для публи-
кации».
На первой странице говорится о плане «Барбаросса». Но на сле-
дующей странице господа судьи найдут то, что нам сейчас надо. Здесь
параграф «Б», озаглавленный «Маневр на Везере». Из последующих
доказательств станет ясно, что это — наименование плана вторжения
в Норвегию и Данию.
Пропускаю первую фразу. Как я уже сказал, это является письмом
подсудимого Редера Асману. Оно гласит:
...«В течение недель, предшествующих докладу от 10 октября 1939г.,
я вел переписку с адмиралом Карлсом. Он в подробном письме, во-пер-
вых, указал мне на значение оккупации норвежского побережья Герма-
нией. Я передал это письмо начальнику морского штаба для его сведе-
ния и подготовил некоторые записки, основанные на этом письме, для
доклада фюреру, который я сделал 10 декабря 1939 г., ввиду того что
мое мнение было аналогичным с мнением адмирала Карлса, в то время
как начальник морского штаба имел некоторые сомнения по этому
поводу. В этих записках я подчеркнул неблагоприятное положение, кото-
рое создастся, если англичане оккупируют Норвегию. Это даст им кон-
троль над подступами к Балтике, наши фланги будут обойдены при
проведении морских операций и воздушных налетов на Англию и будет
сделан нажим на Швецию. Я также подчеркнул преимущества, которые
мы получим в результате оккупации норвежского побережья: выход
к Северной Атлантике, лишение англичан возможности установить мир-
ный барьер, как в 1918—1919 гг. Конечно, в то время обсуждались
только побережье и возможные базы; я включил Нарвик, хотя в ходе
нашей переписки адмирал 'Карле заметил, что Нарвик 'следует исклю-
чить. Фюрер немедленно понял значение норвежской проблемы; он про-
сил меня оставить у него мои записки и сказал, что сам желает рассмо-
треть этот вопрос»...
Я считаю, что письмо Редера показывает, что вся подготовка к на-
цистской кампании против Норвегии является ярким примером участия
германского верховного командования в нацистском заговоре, направ-
ленном к нападению на беззащитных соседей. Это письмо показывает,
что Редер сделал доклад Гитлеру 10 октября 1939 г.
...Использование нацистами предателей и стимулирование преда-
тельства как политического оружия, к сожалению, целиком оправды-
вается историческими фактами. Но если потребуется доказательство
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ О НАРУШЕНИИ ДОГОВОРОВ
37
этого заявления, то его можно найти в замечательном документе, кото-
рый я предлагаю суду. Я ссылаюсь на документ 007-ПС, ВБ-84.
«Краткий отчет о работе иностранного бюро партии от 1933 до
1943 года... Когда 1 апреля 1933 г. было организовано иностранное
бюро партии, фюрер отдал приказ о том, что это бюро не должно рас-
ширяться и принимать форму большого бюрократического аппарата и
что центр тяжести его работы должен заключаться в проявлении ини-
циативы.
Учитывая неизменное исключительно враждебное отношение Совет-
ского правительства в Москве, вновь организованное бюро уделило осо-
бое внимание условиям внутренней организации в Советском Союзе и
влиянию мирового большевизма, в первую очередь на другие европей-
ские государства. Это бюро вошло в контакт с большинством разно-
образных групп, которые объединились с нацизмом для того, чтобы
бороться против большевизма, концентрируя все свое внимание на наро-
дах и государствах, граничащих с Советским Союзом. С одной стороны,
эти народы и государства составляют изолированное кольцо, окружаю-
щее большевистского соседа; с другой стороны, — они были фланговыми
соседями германского жизненного пространства и заняли охватывающую
позицию в отношении западных держав, особенно Великобритании...»
Приложение № 1 к документу под заглавием «Краткий доклад
о действиях иностранного бюро нацистской партии от 1933 до 1943 гг.».
Приложение озаглавлено: «Политическая подготовка военной оккупации
Норвегии в военные годы 1939—1940». Этот документ гласит: «...Как
было ранее упомянуто, из всех политических группировок в Скандина-
вии только руководимая в Норвегии бывшим военным министром и майо-
ром в запасе Квислингом заслужила серьезное политическое внимание.
Это была боевая политическая группа, одержимая идеей великогерман-
ской общности.
Само собой разумеется, все руководящие державы враждебно отно-
сились к нему и делали попытки во что бы то ни стало препятствовать
его популярности среди населения. Бюро поддерживало постоянный
контакт с Квислингом и внимательно следило за атаками, которые он
упорно и энергично вел против среднего класса.
Сначала казалось, что нельзя было ожидать успеха «Националь-
ного собрания» без революционных событий, которые заставили бы насе-
ление изменить свое прежнее отношение. Зимой 1938/39 года один член
иностранного бюро частным образом посетил Квислинга.
Когда политическое положение в Европе стало особенно напряжен-
ным в 1939 году, Квислинг появился в июне в Любеке на конференции
северного общества. Он высказывал свои мысли о существовавшем
положении и свои мрачные предчувствия в отношении Норвегии. Он под-
черкнуто привлекал внимание к важности Норвегии на скандинавской
территории в геополитическом отношении и к занимаемым ею выгодным
позициям, которые увеличат значение норвежского побережья в случае
конфликта между великим германским рейхом и Великобританией.
Полагая, что его заявление будет представлять особый интерес для-
Геринга с точки зрения авиации, Квислинг был направлен иностранным
отделом к государственному секретарю Корнеру. Директор отдела пере-
дал начальнику канцелярии рейха меморандум для передачи его фю-
реру»...
38 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
...Редер в докладе адмиралу Асману сообщил о своем сотрудниче-
стве с Розенбергом. На странице, озаглавленной «Везерские маневры»,
доклад Редера гласит следующее:
«В дальнейшем меня поддерживал командир Шрейбер, морской
атташе в Осло и лично начальник морского штаба вместе с организа-
цией Розенберга. Таким образом мы вошли в контакт с Квислингом и
Хагелином, которые приехали в Берлин в начале декабря и которых я
привел к фюреру с одобрения рейхслейтера Розенберга».
Документ С-65, ВБ-85 — доклад Розенберга Редеру, в котором была
целиком разоблачена готовность Квислинга к предательству и его потен-
циальная пригодность для нацистских агрессоров и в котором говорится:
...«Причины государственного переворота, о которых Квислинг
делал доклад, видны из того, что стортинг, то есть норвежский парла-
мент, как вызов по адресу конституции провел решение о продлении
своих полномочий, которое должно было войти в силу 12 января.
Квислинг в качестве офицера с большим стажем и бывшего военного
министра сохраняет очень тесную связь с норвежской армией. Он пока-
зал мне подлинник письма, которое он недавно получил от командую-
щего офицера в Нарвике, полковника Сунло. В этом письме полковник
Сунло откровенно подчеркивает свою мысль, что если дела будут итти
так, как они шли до сих пор, то с Норвегией «все будет покончено».
Был предложен план государственного переворота, произведено
распределение заданий и обеспечение их выполнения опытными нацис-
тами, знакомыми с делами подобного рода.
Эти натренированные^ люди должны были очень быстро направиться
з Норвегию, где все детали должны были подвергнуться обсуждению.
Должны были быть немедленно захвачены некоторые важные центры
в Осло, и в то же время германский флот вместе с соответствующим
количеством германских войск начнет действовать, когда его призовет
новое норвежское правительство, в определенной бухте, на подступах
к Осло.
Квислинг не сомневается в том, что такой переворот, который будет
успешно и быстро проведен, немедленно • будет одобрен теми кругами
армии, с которыми он связан в настоящее время...»
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
[Из стенограммы заседания Международного Военного Трибунала
от 1 апреля 1946 г.]
Файф ': Были вы знакомы с пактом Бриана—Келлога?
Риббентроп: Да, я его хорошо знаю.
Файф: Были ли вы согласны с мнением, высказанным во вступи-
тельной части этого пакта, о том, что нужно отказаться от войны как
от орудия национальной политики?
Риббентроп: Да.
Файф: Я хочу, чтобы вы рассказали, как вы это осуществляли.
Заместитель Главного обвинителя от Великобритании. — Составители.
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА 39
Возьмем первый пример. Вы заявляете Трибуналу, что, насколько вам
известно, никакого давления, никаких угроз в отношении Шушнига
применено не было?
Риббентроп: Вы говорите о беседе с Гитлером в Оберзальцберге?
Файф: Да, 12 февраля.
Риббентроп: Я думаю, что так, как вы это говорите, это неверно.
Файф: Разве вы не помните, что вы показывали Шушнигу отпеча-
танный на машинке проект требований, которые предъявлялись Шуш-
нигу?
Риббентроп: Это вполне вероятно. Гитлер сам продиктовал прото-
кол, и возможно, что я передал именно этот протокол Шушнигу. Подроб-
ностей этого я сейчас не помню.
Файф: Какова была тема этого меморандума?
Риббентроп: Я не знаю этого, и, для того чтобы подтвердить то, что
я действительно был в неведении во время этой первой беседы, я хотел
бы еще сказать, что Гитлер сам решал эту австрийскую проблему, а я
лишь несколько дней был на посту министра иностранных дел.
Файф: Если вы передаете кому-то меморандум, выработанный, как
вы ему говорите, на историческом собрании, вы, повидимому, можете
рассказать Трибуналу о содержании этого меморандума, хотя бы в
общих чертах. Каковы были пункты этого меморандума?
Риббентроп: Нет, может быть, это странно, но я действительно не
знаю подробностей. Встреча эта была встречей фюрера с Шушнигом, и
все то, что там было достигнуто и сделано, либо было продиктовано
самим фюрером, либо было предложено не нами, а другой стороной.
Я не знаю деталей. Я знаю только, что тогда речь шла прежде всего
о том, чтобы добиться умиротворения в отношениях между Германией
и Австрией, так как в то время в Австрии было арестовано много
национал-социалистов. Поэтому отношения между этими двумя государ-
ствами обострились.
Файф'. Если я напомню вам, вы, может быть, восстановите это
в памяти. Это были следующие три пункта: 1. Реорганизация австрий-
ского кабинета с назначением подсудимого Зейсс-Инкварта на пост
министра безопасности. 2. Общая политическая амнистия осужденных
за преступления нацистов и 3. Провозглашение равноправия австрий-
ских национал-социалистов и принятие их в «Отечественный фронт».
Это те самые пункты, которые вы представили Шушнигу?
Риббентроп: Точно этого я сейчас не помню, но примерно это было
так. Это соответствовало тому, что мне тогда было известно относи-
тельно Австрии.
Файф: Говорили ли вы Шушнигу, что Гитлер сообщил вам, что эти
требования, которые вы ему предъявили, были окончательными требо-
ваниями фюрера, и что Гитлер не собирался обсуждать их?
Риббентроп: Я не помню, как это было, но вполне вероятно, что я
что-либо подобное сказал Шушнигу.
Файф: Сказали ли вы ему такую фразу: «Вы должны эти требо-
вания в целом принять»?
Риббентроп: Нет, я не думаю, что я так сказал ему, и с моей сто-
роны не было оказано никакого давления на Шушнига.
Файф: Но я хочу навести вас на следующую мысль: во время того
разговора вы пытались заставить Шушнига подписать документ,
40 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА',
содержащий эти требования. Помните ли вы, как Шушниг, обращаясь
к подсудимому Папену, сказал: «Вы мне говорили, что если я поеду
в Берхтесгаден, то мне не будут предъявлены никакие требования»?
А Папен начал извиняться и сказал: «Это действительно так, я не знал,
что вам предъявят эти требования». Вы этого не помните?
Риббентроп: Этого я не помню.
Файф: Вы помните, что Шушнига снова вызвали к Гитлеру, а Гвидо
Шмидт тогда остался с вами, и вы стали вносить некоторые изменения
в представленный вами документ?
Риббентроп: Да, возможно, что мы вносили некоторые изменения,
но я не помню сейчас подробностей.
Файф: Слышали ли вы о том, что во время этого разговора с Гит-
лером Гитлер сказал Шушнигу, что он должен дать свое согласие на
эти требования в течение трех дней?
Риббентроп: Этого я не знал.
Файф: Вы уверены в том, что не слышали, как Гитлер сказал Шуш-
нигу, что он должен дать свое согласие в течение трех дней, иначе Гитлер
даст распоряжение о вступлении войск в Австрию?
Риббентроп: Я считаю, что такая возможность совершенно исклю-
чена.
Файф: Если он действительно так сказал, то вы должны согласиться
с тем, что это было бы самым сильным военным и политическим нажи-
мом. Более сильного нажима, чем угроза вступить в Австрию, и не
могло быть, не правда ли?
Риббентроп: Учитывая то, что отношения между этими двумя стра-
нами были крайне напряженными, это, конечно, было давлением.
Файф: Вернемся к той встрече, о которой я вам снова напоминаю
и которая имела место 12 февраля. Разве вы не знаете, что Шушниг
сказал: «Я всего только канцлер. Я должен обратиться к президенту
Микласу, а я сам могу только подписать протокол в зависимости от
решения президента Микласа».
Риббентроп: Нет, этого я сейчас не помню.
Файф: Разве вы не помните, как Гитлер открыл дверь и позвал
Кейтеля?
Риббентроп: Нет, я узнал только здесь об этом.
Файф: Вы не помните, что Кейтель был вызван к Гитлеру для бесе-
ды с ним?
Риббентроп: Я уже сказал, что я ничего не слышал об этом.
Файф: Вы знали, что Шушниг подписал этот документ на условии,
что эти требования будут выполнены в течение трех дней, иначе герман-
ские войска вступят в Австрию?
Риббентроп: Нет, этого я не знал.
Файф: Посмотрите прежде всего на дневник подсудимого Иодля,
запись от 13 февраля. Там сделана следующая запись:
«Вечером генерал К.»—это 'Кейтель—«попросил адмирала К.»—
это адмирал Канарис—«и меня самого прийти на его квартиру. Он ска-
зал нам, что в приказе фюрера говорится, что военный нажим следует
продолжать видимостью военных действий до 15-го числа. Предложения
об этих маскировочных маневрах намечены и переданы фюреру по те-
лефону для утверждения». ' ;
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА-
4f
Вы говорили, что до подсудимого Иодля дошли какие-то слухи,
ходившие в Бергхофе, что эти слухи явились результатом определенного
приказа Кейтеля, это так?
Риббентроп: Я вообще ничего не знаю ни о каких военных меро-
приятиях, так что я не могу судить о значении этой записи. Фюрер
не информировал меня о каких-либо военных мероприятиях в Австрии.
Файф: Вы хотите сказать Трибуналу, что хотя вы были там, при-
нимали участие в выработке документа, Гитлер ни разу не сказал вам
ни слова о том, о чем он договаривался с подсудимым Кейтелем, кото-
рый также там присутствовал?
Риббентроп: Да, это правильно.
Файф: Тогда посмотрите на следующую запись от 14 февраля:
«В 2 часа 40 минут было получено согласие фюрера... Канарис
отправился в Мюнхен, в отдел иностранной контрразведки, и принял
необходимые меры. Результат был быстрым и эффективным. В Австрии
создается впечатление, что Германия проводит серьезные военные при-
готовления». ;
Вы хотите сказать Трибуналу, что вы ничего не знали ни об этих
военных мероприятиях, ни о влиянии их на Австрию?
Риббентроп: Относительно военных мероприятий я ничего не знаю,
но я считаю вполне возможным, что фюрер для того, чтобы придать
большее значение своим пожеланиям, отдал какие-либо распоряжения.
Файф: Именно поэтому я и говорю, что это способствовало реше-
нию вопроса, но ведь, несомненно, вы как министр иностранных дел
империи, располагая всеми доступными вам как министру иностранных
дел каналами информации, кое-что знали о результатах этого в Австрии,
о которых Иодль говорил, что они были быстрыми и эффективными и
что создалось впечатление, будто Германия ведет серьезную подготовку
к войне. Вы хотите сказать Трибуналу под присягой, что вы ничего не
знали о результатах этого в Австрии?
Риббентроп: Я хочу еще раз подчеркнуть, что я ничего не знал
о военных мероприятиях. Перед встречей Гитлера с Шушнигом и после
этой встречи я до такой степени был занят тем, что принимал дела
в министерстве иностранных дел, что я вообще ознакомился с австрий-
ской проблемой только в общих чертах.
Файф: И вы хотите, чтобы мы приняли вашу версию за истину, а не
считали ее ложью, когда вы рассказываете о том, что, будучи мини-
стром иностранных дел, ничего не знали о результатах мероприятий
в Австрии, предпринятых Кейтелем по приказу фюрера? Это ваш окон-
чательный ответ?
Риббентроп: Я могу точно ответить на этот вопрос. Я слышал от
фюрера, когда я несколько позже поехал в Лондон, что события
в Австрии проходят примерно так, как об этом было договорено в Берх-
тесгадене. И это вообще первое упоминание об австрийском вопросе,
которое осталось у меня в памяти. Каких-либо особых наблюдений в эти
дни я не сделал. Возможно, что сегодня я не помню некоторых подроб-
ностей, так как прошло уже много лет. '
Файф: Посмотрите на две следующие записи в дневнике Иодля-
«15 февраля. Вечером опубликовано официальное коммюнике о положи-
тельных .результатах .конференции в Оберзальцберге. 16 февраля. Изме-
нения р австрийском правительстве и общая политическая амнистия»;
42 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
Вы помните, я говорил вам, что Шушниг подписал документ и что было
поставлено условие о том, чтобы разрешить эти вопросы в течение трех
дней. В течение трех дней действительно было созвано совещание
о результатах мероприятий и было объявлено об изменениях в Австрии
в соответствии с вашим письмом Шушнигу. Вы видите, что это ясно,
не правда ли?
Риббентроп: Как я вам сказал, о трех днях мне ничего неизвестно,
но то, что эта встреча будет иметь умиротворяющие последствия, это
было совершенно ясно.
Файф: Вы называете это «умиротворением»? Вы хотите, чтобы Три-
бунал принял ваше утверждение, предполагая, что подсудимый Иодль
говорит правду, или предполагая, что подсудимый Кейтель сказал ему,
как утверждает Иодль, что эта подготовка к военным действиям должна
быть реализована, что все это не представляет собой наиболее сильного
политического и военного нажима, какой мог быть сделан на канцлера
иностранного государства?
Риббентроп: Если рассматривать эту проблему с моей точки зрения,
то это не так. Здесь речь идет о проблеме, которая при определенных
условиях могла бы привести к войне в Европе, и я считал и говорил
в Лондоне Галифаксу, что эта проблема должна быть разрешена и это бу-
дет лучше, чем если в Европе будет существовать такой назревший нарыв.
? Файф: Я не хочу подсказывать вам. Подразумеваете ли вы под
вашим последним ответом, что было лучше всего оказывать политиче-
ское и военное давление на Шушнига до тех пор, пока эта проблема
не будет разрешена? Это ваша точка зрения?
Риббентроп: Если бы таким путем мог быть предотвращен кон-
фликт, то есть война, я считаю, что этот путь был бы наилучшим.
Файф: Скажите мне, почему вы и ваши друзья держали Шушнига
в тюрьме в течение семи лет?
Риббентроп: Этого я не знаю. Мне кажется, что тогда Шушниг,
очевидно, сделал что-либо такое, что нарушало интересы государства.
Подробностей этого дела я не знаю. Но если вы говорите о тюрьме, то
я должен сказать, что помню, как фюрер часто говорил и особо под-
черкивал, что с Шушнигом следует обращаться особенно хорошо и
вежливо и что он находится не в тюрьме, а в обыкновенном доме, что
даже его жена находится вместе с ним и т. д. Больше я ничего не могу
сказать.
Файф: Вы не хотите сказать «в тюрьме»? Я заменю это слово словами
«Бухенвальд» и «Дахау». Он был и в Бухенвальде, и в Дахау. Вы ду-
маете, что он наслаждался пребыванием там?
Риббентроп: О том, что Шушниг находился в одном из концентра-
ционных лагерей, я впервые услышал здесь, — раньше я об этом не знал.
Файф: Сейчас переходим к другой теме. Я намереваюсь задать вам
несколько вопросов относительно вашего участия в делах Чехословакии.
Согласитесь ли вы со мной в том, что в марте 1938 года мини-
стерство иностранных дел, то есть вы, через вашего посла в Праге
взяло под свой контроль деятельность партии судетских немцев, .воз-
главляемой 'Конрадом Генлейном?
Риббентроп: Это неправильно.
Файф: Слушайте, когда я буду зачитывать выдержки из письма
к вам от вашего посла. Я хотел бы сослаться на первый абзац. «Линия
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА 43
германской иностранной политики, как она проводится германской
миссией, исключительно решительна в отношении политики и тактики
партии судетских немцев. Мои директивы», то есть вашего посла, «дол-
жны неуклонно выполняться». Параграф 2: «Публичные выступления
и пресса также должны быть согласованы со мной. Состав издательства
«Цейт» должен быть усилен». Параграф 3: «Партийное руководство
должно проводить свою непримиримую линию, что в конечном итоге
может привести к политическим осложнениям и к принятию линии
постепенного продвижения интересов судетских немцев. Я должен при-
нимать участие в решении всех поставленных вопросов, и они также
не могут разрешаться без дипломатических мероприятий с моей сто-
роны»...
После того как мы прочли это, согласны ли вы с тем, что деятель-
ность партии судетских немцев должна была проводиться в соответствии
с вашими директивами?
Риббентроп: Нет.
Файф: Почему?
Риббентроп: Между партией судетских немцев и многими учрежде-
ниями империи существовала связь. И это вполне естественно, так как
среди судетских немцев было сильное движение, направленное к уста-
новлению более тесных связей с империей, особенно после того, как
Гитлер пришел к власти. Эти устремления начали оказывать отрица-
тельное влияние на отношения между Германией и Чехословакией.
И это письмо как раз является доказательством того, что я стремился
эти бесконтрольные связи между судетскими немцами и империей посте-
пенно каким-то образом взять в свои руки.
Файф: Это не то, о чем я вас спросил. Я спрашиваю вас, как мне
кажется, совершенно ясно, показывает ли это письмо, что партия судет-
ских немцев с того времени действовала согласно вашим директивам?
Вы еще отрицаете это?
Риббентроп: Да, я отрицаю это.
Файф: Если вы отрицаете то, что я вам говорю, то что же значит
письмо вашего посла, который пишет министерству иностранных дел,
что линия германской политики, как передает германское посольство,
имеет решающее значение для политики и тактики партии судетских
немцев? Что же это значит, если не то, что вы сказали, — что партия
вела свою работу под вашим руководством? Что же это может быть
иное, если это не так?
Риббентроп: Это как раз и означает то, что я сейчас сказал.
Посольство хотело упорядочить руководство судетскими немцами так,
чтобы эта их подпольная работа не вызывала бы затруднений в отно-
шении между Германией и Чехословакией. Вот каков был смысл этих
переговоров с посольством в Праге.
Файф: Давайте, посмотрим, в чем заключалась эта «разумная про-
грамма», которую вы предлагали.
На следующий день, 17 марта, Конрад Генлейн написал вам и пред-
ложил встретиться лично. Если вы посмотрите на страницу 26, вы най-
дете записи этой беседы, которую вы имели в министерстве иностранных
дел 29 марта с Генлейном, Карлом Германом Франком и еще с двумя
лицами.
Я хочу, чтобы вы посмотрели на четыре фразы.
44 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
«Имперский министр начал с того, что подчеркнул необходимость
провести намечаемое совещание в полной тайне», а затем вы ссылаетесь
на совещание фюрера с Конрадом Генлейном, которое имело место
накануне днем.
«Очень важно предложить максимальную программу, конечной
целью которой будет полная свобода для судетоких немцев. Но опасно
преждевременно удовлетвориться согласием чешского правительства;
это, с одной стороны создаст впечатление за границей, что найдено
решение этого вопроса, и, с другой стороны, это лишь частично удовле-
творит судетских немцев»...
Если вы посмотрите на следующую фразу, то там говорится:
«Целью этих переговоров партии судетских немцев с чехословацким
правительством, в конце концов, является следующее: избежать вхо-
ждения в правительство», — обратите внимание на следующие слова:
«расширением и постепенной конкретизацией требований».
А затем вы вносите ясность в позицию имперского кабинета:
«Имперский кабинет сам должен воздерживаться от выступлений перед
правительством Праги или перед Лондоном и Парижем в качестве
защитника», — обратите внимание на следующие слова: «или умиротво-
рителя в отношении требований судетских немцев».
Политика, о которой я вам сейчас говорю, заключалась в руковод-
стве деятельностью судетских немцев. Последние должны были избе-
жать согласия с чехословацким правительством, избежать участия
в чехословацком правительстве, а имперский кабинет, в свою очередь,
должен был избегать положения, при котором он бы действовал как
умиротворитель. Другими словами, благодаря вашему влиянию на судет-
ских немцев вы предпринимали всяческие меры и делали все, что было
в ваших силах, для того, чтобы никакое соглашение не было достиг-
нуто .ни в отношении этих трудностей, ни в отношении проблемы мень-
шинства. Разве это не так? Разве это не то, о чем вы говорили во время
той беседы?
Риббентроп: Нет, это не соответствует действительности.
Файф: Дайте свое объяснение. Что же, по вашему, значили эти
слова?
Риббентроп: Я пригласил Конрада Генлейна для того, чтобы ска-
зать, что проблема судетских немцев должна назревать постепенно и без
эксцессов. Требования судетских немцев уже тогда были большими.
Они хотели присоединиться к империи. Это оставалось невысказанным
или, в некоторых случаях, открыто высказывалось. Такое разрешение
вопроса казалось мне опасным, и мне казалось, что надо это как-то
взять в свои руки, ибо иначе это могло привести к войне.
Файф: Это было 29 марта, и вы говорили Трибуналу несколько
минут назад о своем стремлении к миру. Вы узнали через очень корот-
кое время о том, что нечего было рассчитывать на мероприятия мирного
порядка, не правда ли? Вы помните об этом? Вы помните, когда Гитлер
раскрыл вам, что он ведет военную подготовку к захвату Чехословакии
той осенью?
Риббентроп: Гитлер очень мало говорил со мной о военных делах.
Такого сообщения я не помню, но мне, конечно, было известно о том, что
фюрер принял решение в определенные сроки решить эту проблему, и по
опыту, полученному Германией в прошлом, ему было ясно, что, может
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
45
быть, придется прибегнуть к каким-либо военным мероприятиям для
того, чтобы подкрепить свои требования.
Файф: Обратитесь к странице 31 вашей документальной книги. Это
цитата из речи Гитлера в январе 1939 года. Он говорил: «В связи с этой
нетерпимой провокацией, которая приняла еще более определенные
формы в поистине позорных преследованиях и терроре в отношении
наших немцев, проживающих там, я пришел к решению окончательно и
радикально разрешить судетскую проблему. 28 мая я дал приказ, это
был первый приказ о подготовке военных мероприятий против этого
государства — то есть Чехословакии, которые должны были быть закон-
чены ко 2 октября. Я приказал решительно и быстро завершить подго-
товку нашего фронта обороны на Западе».
Я хочу вам напомнить об этом, так как 28 мая состоялось совеща-
ние, и об этом есть собственное замечание Гитлера. Он сказал: «Моим
непреклонным желанием является стереть Чехословакию с карты мира».
Вы теперь, быть может, вспомнили об этом совещании 28 мая?
Риббентроп: Мне кажется, что здесь я видел документ, относящийся
к этому совещанию, но я не припоминаю этой встречи.
Файф: Кажется, капитан Фриц Видеманн был еще адъютантом
фюрера в то время; это было до его отъезда за границу. Он говорил,
что вы были там. Вы отрицаете это?
Риббентроп: Я видел это, но считаю, что это ошибка Видеманна.
Файф: Итак, вы думаете, что вы там не были?
Риббентроп: Я предполагаю, что это ошибка. Я не помню этой
встречи. Точно я не могу сейчас сказать. Вообще меня Гитлер не при-
влекал к решению военных вопросов. Но я знал, что поговаривали о том,
будто фюрер в течение 1938 года принял решение, как он сам говорил,
о том, чтобы отстоять права судетских немцев, и о том, что он именно
с этой целью проводил военную подготовку. Это мне было известно, но
в какой форме и в каком объеме это проводилось, — этого я не знаю.
Файф: Другими словами, ваша точка зрения такова: вы знали, что
военные приготовления производились, но вы не знали деталей того,
что нам сейчас известно под названием «Зеленого плана».
Риббентроп: Нет, подробности мне были неизвестны.
Файф: Во всяком случае, вы знали достаточно для того, чтобы
обсуждать с представителями иностранных держав возможный ход
развития возможной войны. Посмотрите на страницу 34 — это заметка
о беседе с итальянским послом. Я не знаю, кто из ваших официальных
лиц принимал участие в этой беседе, но я хочу, чтобы вы взглянули на
этот документ. Это запись от руки с грифом: «Для рейхсминистра,
лично»: «Аттолико затем заметил, что мы действительно безошибочно
показали итальянцам наши намерения в отношении чехов».
Если вы взглянете на дату, то увидите, что это было 18 июля.
Затем вы увидите, месяцем позднее, заметку, подписанную, кажется,
лично вами 27 августа: «Аттолико нанес мне визит. Он получил новые
письменные директивы от Муссолини с просьбой, чтобы Германия свое-
временно сообщила возможную дату нападения на Чехословакию. Мус-
солини просил о таком уведомлении, как Аттолико уверил меня, для
.того, чтобы иметь возможность своевременно принять необходимые
меры на французской границе. Я ответил послу Аттолико, так же как
это было однажды в прошлом, что я не могу назвать ему какую-либо
46 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
дату, но что, во всяком случае, Муссолини будет первым, кого инфор-
мируют о любом решении».
Так что вполне ясно — не правда ли? — что вам было известно
о том, что общая подготовка Германии к нападению на Чехословакию
началась, но дата конкретно еще не была указана, имелось лишь общее
указание Гитлера о завершении подготовки к началу октября. Таково
было положение в июле и августе, не правда ли?
Риббентроп: В августе в отношениях между Германией и Чехосло-
вакией в связи с этой проблемой уже возник кризис, и было ясно, что
в это время уже задумывались над тем, чем окончится этот кризис, и
этот документ свидетельствует о том, что я говорил с итальянским
послом, что в случае, если этот кризис перерастет в военную операцию,
безусловно, об этом заранее будет сообщено Муссолини.
Файф: И Муссолини должен был быть готов продемонстрировать на
французской границе свою готовность помочь в осуществлении ваших
военных планов. Это так?
Риббентроп: Это написано в документе. Об этом я ничего не знаю.
Может быть, это сказал Аттолико. Если здесь это записано, — значит,
он это сказал.
Файф: Теперь обратитесь примерно к тому же самому времени
(страницы 36—38). Это отчет о вашем совещании с венгерскими мини-
страми Имреди и Каниа, и мне хотелось бы в интересах времени, чтобы
вы попытались ответить на этот общий вопрос. Пытались ли вы во время
этой беседы с Имреди и Каниа обеспечить готовность венгров к напа-
дению на Чехословакию в случае, если война разразится?
Риббентроп: Я не помню точного содержания документа. Разрешите
мне еще раз прочитать его. Может быть, я смогу ответить по памяти.
Я не знаю точно, что написано в документе, но я помню, что тогда кри-
зис уже начался и, вполне естественно, что ввиду возможности военного
конфликта, в связи с судетской проблемой, Германия и устанавливала
бы в какой-либо форме связь с пограничными государствами. Это само
собой разумеется.
Файф: Но вы зашли несколько дальше установления связи с ними,
не правда ли? Документ гласит в конце шестого абзаца: «Фон Риббен-
троп повторил, что все, стремящиеся к пересмотру данного вопроса,
должны использовать удобный случай и принять в нем участие».
Риббентроп: Да, это как раз совпадает с тем, что сказал я. Я не
знаю только, был ли таков ответ. Но совершенно очевидно, что в тот
момент, когда я беседовал с этими господами, такая возможность кон-
фликта была налицо. Это я помню. Совершенно очевидно также и то,
что в таком случае было необходимо согласовать наши интересы. Я хо-
тел бы упомянуть еще один момент, а именно, что Венгрия всегда самым
тягостным для себя пунктом из условий мирного договора считала оттор-
жение территорий на севере и была в них, конечно, очень заинтересована.
, Файф: Вы были чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы предло-
жить пересмотр вопроса? Взгляните на два последних абзаца. Они
озаглавлены: «29-го числа». В вашем документе — это страница 38. Они
начинаются так: «В отношении военной готовности Венгрии в случае
германско-чешского столкновения Каниа упомянул несколько дней назад,
что его стране потребуется один-два года для того, чтобы развить
соответствующим образом военную мощь Венгрии. Во время сегодняш-
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
47
него разговора Каниа внес поправку в это замечание и сказал, что
военное положение Венгрии значительно улучшилось и что в отношении
вооружения его страна будет готова принять участие в столкновении
к 1 октября текущего года». Понятно? Я хочу сказать вам, что ваша
позиция была совершенно ясна. Прежде всего вы подчинили судетских
немцев своему контролю. Затем вы узнали от Гитлера, что велись воен-
ные приготовления, затем вы привлекли к этому итальянцев, затем
венгров. Вы привлекли всех, кто был готов к наступлению на Чехосло-
вакию. Вот о чем я сейчас вам говорю. Я хочу, чтоб вам это было
совершенно ясно.
Риббентроп: Разрешите мне ответить на этот вопрос. Я уже гово-
рил, что партия судетских немцев не находилась под моим контролем.
А в общем я стоял и стою на той точке зрения, что судетские немцы на
основании провозглашенного в 1919 году права народов на самоопре-
деление пользовались основным правом решить, к кому они хотят при-
соединиться. 'Когда Гитлер пришел к власти, это стремление присоеди-
ниться к империи стало очень сильным, и Гитлер решил разрешить эту
проблему либо дипломатическим, либо иным путем. Это было совер-
шенно ясно. Я лично принял все меры к тому, чтобы эта проблема была
разрешена дипломатическим путем, но, с другой стороны, я делал все
для того, чтобы создать такую ситуацию, которая позднее и привела
к Мюнхену.
Файф: Вы прекрасно знали о «Зеленом плане», не правда ли? О том,
что военные планы Гитлера охватывали покорение всей Чехословакии,
не правда ли?
Риббентроп: Нет, этого я не знал, и что касается германо-судетской
проблемы, то нужно сказать, что королевское британское правительство
само заключило в Мюнхене это соглашение, и эта проблема была раз.-
решена так, как я этого хотел с точки зрения немецкой дипломатии.
Файф: Я напоминаю вам о том, что «Зеленый план» и гитлеровские
планы в этом вопросе стали известны правительству Его Величества
лишь только по окончании войны, после того, как этот документ был
захвачен нами в качестве трофейного материала. Но я вас спрашиваю
о следующем: вы говорите, что, будучи министром иностранных дел
империи, вы не знали об этих военных планах, о том, что предполагался
захват всей Чехословакии? Вы это утверждаете? И вы хотите, чтобы
Трибунал вам поверил?
Риббентроп: Я еще раз повторяю, что само название «План грюн
(зеленый)» я прочел впервые здесь, в документах, и этого термина до
сих пор я не знал. Конечно, позднее мне стало ясно, что в ходе событий
после создания протектората Богемии и Моравии фюрер хотел решить
эту проблему на более широкой основе.
Файф: Я хочу, чтобы вы посмотрели на последний акт подготовки,.
которую вы проводили, и я предлагаю назвать это явной агрессией; если
вы посмотрите на страницу 45 книги, лежащей перед вами, то увидите
следующее письмо министерства иностранных дел посольству в Праге:
«Пожалуйста, уведомите заместителя Кундта о требовании Конрада
Генлейна немедленно связаться со словаками побудить их начать завтра
выступление за свои требования автономии». Такова была дальнейшая
деятельность вашего министерства? Не правда ли? Затруднить поло-
жение правительства в Праге? Вы старались, чтобы ваши друзья
.48 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
побудили — употребляю ваши собственные слова — словаков начать вы-
ступление за автономию, это так? Этим занималось ваше министерство?
Риббентроп: Безусловно, эта телеграмма была послана министер-
ством иностранных дел.
Файф: Вы понимаете, что я говорю о том, что ваше министерство
сделало тогда один из своих последних шагов, так как это было в сере-
дине кризиса, 19 сентября, пытаясь ослабить чехословацкое правитель-
ство подстрекательством словаков к требованию автономии. Вы сказали,
что вы лишь передавали желания Генлейна. Если вы настаиваете на
такой формулировке, я не стану вас больше утруждать.
Я перехожу сейчас к тому, что произошло весной. Я задам вам один
или два вопроса по этому поводу. Весной, следуя желаниям Гитлера,
.вы должны были добиться присоединения Богемии и Моравии к империи
и заставить Словакию отделиться от Богемии и Моравии; Теперь взгля-
ните на страницу 65 книги документов, лежащую перед вами. Это
секретная зашифрованная телеграмма от министерства иностранных дел,
то есть от вас, посольству в Праге.
«В отношении инструкций, переданных сегодня кодом по телефону:
в случае, если вы получите какие-либо письменные сообщения от прези-
дента Гаха, пожалуйста, не предпринимайте никаких шагов и не де-
лайте никаких, ни письменных, ни устных замечаний, а передавайте их
сюда шифрованной телеграммой. Более того, я должен просить вас и
других членов посольства, чтобы правительство Гаха, если оно захочет
связаться с вами, не смогло вас застать в течение нескольких ближай-
ших дней».
Почему вы были так заинтересованы в том, чтобы ваш посол не вы-
полнял своих обычных функций и не устанавливал связи с чешским
правительством?
Риббентроп: Это произошло следующим образом. Я это хорошо
помню. Чехословацкий министр иностранных дел Хвалковский в один
из этих дней — это, очевидно, было в тот же день — пришел к послу
в Праге и заявил, что чехословацкий президент Гаха хочет иметь
аудиенцию у фюрера. Я об этом сообщил фюреру, и фюрер заявил, что
о'н согласен дать аудиенцию чехословацкому премьер-министру или пре-
зиденту. Фюрер вместе с тем заявил, что он сам хочет вести эти пере-
говоры и не хочет, чтобы кто-либо из посольства в этом принял участие.
Это было основанием для указанной телеграммы, и послана она была
для того, чтобы в Праге ничего не предпринимали, так как принять
решение должен был фюрер. Предварительно я должен заметить, что
в отношениях между нами и Прагой уже появились признаки кризиса.
Этим и следует объяснить посещение президента Гаха или, вернее,
желание президента Гаха посетить фюрера.
Файф: Хорошо, теперь я хотел бы вам напомнить, что вы и фюрер
делали в течение того дня. Вы это увидите, если посмотрите на стра-
ницу 66. У вас было совещание, у вас и фюрера с Мейснером и подсу-
димым Кейтелем, а также с Дитрихом и Кеплером, и у вас было сове-
щание со словаками, с Тиссо. Вы помните об этом совещании?
Риббентроп: Да, я хорошо помню это совещание.
Файф: Хорошо, тогда я задам вам общий вопрос и, пожалуй, без
деталей. На этом совещании Гитлер и вы говорили Словакам следующее:
«Если вы не объявите свою независимость от Праги, мы оставим
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
49
вас на милость Венгрии». В одной этой фразе содержится неплохое
резюме того, что говорили Гитлер ивы на этом совещании.. Не правда ли?
Риббентроп: Это правильно только в некоторой степени.
Файф: Вы можете увидеть, как словаки стремились к независимости
и что предпринимали Гитлер и вы сами, чтобы добиться ее, если вы
попытаетесь найти на странице 67 следующее:
«Теперь он разрешил министру Тиссо приехать сюда...» И несколько
ниже, в середине абзаца, говорится о том, что Гитлер сказал, что он
не потерпит этого неустойчивого положения внутри страны и поэтому
разрешил Тиссо приехать и выслушать его решение. Это был вопрос
не дней, а часов. И он тогда констатировал следующее: если Словакия
хочет стать независимой, он будет поддерживать эту попытку и даже
гарантировать ее осуществление; он будет держать свое слово до тех
пор, пока Словакия будет явно стоять за независимость. Если же она
начнет колебаться или выражать нежелание порвать связь с Прагой, он
оставит Словакию на волю судеб и снимет с себя ответственность за нее.
Затем он спрашивает вас, не хотели ли вы что-нибудь сказать, и вы,
как указывается там, ответили;
«Министр иностранных дел империи также подчеркнул, со своей
стороны, точку зрения о том, что в данном случае решение было вопро-
сом часов, а не дней. Он показал Гитлеру донесение, которое он получил
о том, что венгерские войска двигались к словацкой границе. Фюрер про-
чел этот доклад и упомянул о нем Тиссо».
Отрицаете ли вы, что Гитлер и вы сами оказывали сильнейшее дав-
ление, какое вы только могли, на словаков с тем, чтобы они порвали
отношения с Прагой и таким образом оставили чехов одних встретить
тот нажим, который должен был быть осуществлен через пару дней?
Риббентроп: Нет, это неправильно. Никакого сильного давления
не было оказано.
Файф: Еще вопрос, затем я перейду к беседе с Гаха. Помните ли
вы, что за два дня до того Варкель и другой австрийский национал-
социалист, подсудимый Зейсс-Инкварт, и несколько немецких офицеров
около 10 часов вечера в субботу 11 марта отправились на заседание
кабинета в Братиславе и заявили так называемому словацкому прави-
тельству, что оно должно объявить независимость Словакии. Вы этого
разве не знаете?
Риббентроп: Я не помню подробностей, однако мне кажется, что
что-то в этом духе произошло, но подробностей я не помню.
Файф: Вы присутствовали во время беседы президента Гаха и Гит-
лера 15 марта 1939 г.?
Риббентроп: Да, я присутствовал.
• Файф: Помните ли вы, что во время этой беседы Гитлер сказал, что
он издал приказ германским войскам вступить в Чехословакию и что
в 6 часов утра германская армия вторгнется в Чехословакию вдоль всей
границы?
Риббентроп: Я уже не помню точно текста этого приказа, но я знаю,
что Гитлер сказал Гаха, что он займет Богемию и Моравию.
Файф: Помните ли вы, что он сказал то, о чем я вас спрашивал,
что он издал приказ германским войскам вступить в Чехословакию?
Риббентроп: Да, это как раз то, что я сейчас сказал.
Файф: Помните ли вы, что подсудимый Геринг, как он сам сказал
4 .Нюрнбергский процесс, т. II
50
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
Трибуналу, сообщил президенту Гаха, что он отдаст германским военно-
воздушным силам приказ бомбить Прагу?
Риббентроп: Нет, этого я не знаю, при этом я не присутствовал.
Файф: Вы 'присутствовали все время при этой беседе, не правда ли?
Риббентроп: Нет, я не присутствовал, и если представитель британ-
ского обвинения даст мне возможность, то я расскажу, как обстояло
дело.
Файф: Я хочу, чтобы вы сейчас ответили на вопрос. Вы говорите,
что вы не помните об этом. Во всяком случае, если подсудимый Геринг
сам заявил, что он это сказал, согласитесь ли вы с тем, что это произошло?
Риббентроп: Если Геринг это сказал, то это действительно было
так. Я только заявил, что я не присутствовал на этом совещании между
президентом Гаха и рейхсмаршалом Герингом.
Файф: Помните ли вы, как Гитлер заявил, что в течение двух дней
чешская армия прекратит свое существование?
Риббентроп: В деталях я не помню этого; это была очень длинная
беседа.
Файф: Помните ли вы, что Гитлер заявил, что в 6 часов войска всту-
пят в пределы страны? Ему даже было почти стыдно говорить, что на
каждый чешский батальон приходится германская дивизия.
Риббентроп: Очень возможно, что нечто подобное было сказано,
но деталей я не помню.
Файф: Если это действительно было сказано, тогда согласитесь ли
вы со мной, что на президента Гаха оказывалось самое недопустимое
давление?
Риббентроп: Несомненно, Гитлер говорил очень ясно. Но я должен
сказать, что президент Гаха со своей стороны прибыл в Берлин для того,
чтобы найти решение вместе с Гитлером. Он был ошеломлен тем, что
должно начаться вступление войск. Я точно это помню. Но затем он
заявил о своем согласии и связался со своим правительством и началь-
ником генерального штаба для того, чтобы германским войскам не ока-
зывалось сопротивления, а затем подписал с Гитлером и министром
иностранных дел Чехословакии составленное мной соглашение.
Файф: Согласитесь ли вы со мной, что этого соглашения вы добились
с помощью угрозы агрессивными действиями германской армии и воен-
но-воздушных сил?
Риббентроп: Верно то, что фюрер сказал президенту Гаха, — что
германская армия вступит в Чехословакию, и что этот документ был
подписан под впечатлением этого заявления.
Файф: Не думаете ли вы, что вы можете ответить прямо хотя бы
на один из моих вопросов. Я вас снова спрашиваю, согласны ли вы со
мной, что этого документа добились при помощи самого недопустимого
давления и под угрозой агрессии? Это простой вопрос. Согласны ли вы?
Риббентроп: В такой формулировке — нет.
Файф: Какой же еще больший нажим можно было оказать на руко-
водителя страны, если не тот, что ваша армия должна была вступить
в его страну, имея большое превосходство сил, и что ваши военно-воз-
душные силы должны были бомбить его столицу?
Риббентроп: Например, война. (Смех в зале.)
Файф: А что же это, если это не война? Вы не считаете войной
такое положение, при котором армия вступает в пределы другого госу-
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
дарства с соотношением сил: дивизия против батальона — и при кото-
ром военно-воздушные силы должны бомбить Прагу?
Риббентроп: Президент Гаха заявил фюреру, что он вручает судьбу
своей страны в руки фюрера.
Файф: Я хочу, чтобы вы ответили на мой вопрос. Мой вопрос совер-
шенно простой, и я хочу, чтобы вы на него ответили. Вы заявили нам,
что этого соглашения добились после того, как были высказаны эти
угрозы?
Риббентроп: Нет, этого я не 'сказал.
Файф: Вы это сказали несколько минут назад. ,
Риббентроп: Нет.
Файф: Я говорю вам, что этого соглашения добились при помощи
угрозы войны. Разве это не так?
Риббентроп: Я думаю, что эта угроза была несравненно меньшей,
чем те угрозы, под влиянием которых Германия в течение десятка лет
находилась из-за Версальского договора и его санкций.
Файф: Оставьте сравнения в стороне и ответьте теперь на мой
вопрос. Вы согласны с тем, что это соглашение было достигнуто под
угрозой войны?
Риббентроп: Оно было заключено под давлением, то есть под угро-
зой вступления войск в Прагу. Это не подлежит сомнению. Но решаю-
щим во всем этом деле было то, что фюрер объяснил президенту Гаха
причины того, почему он должен это сделать и Гаха, в конце концов,
заявил о своем согласии, после того как о'н связался со своим прави-
тельством и со своим генеральным штабом и узнал их точку зрения.
Правда, совершенно верным является то, что фюрер решил при всех
условиях разрешить этот вопрос. Причиной было то, что фюрер считал,
что здесь, в оставшейся части Чехии, составляется заговор против гер-
манской империи. Итак, фюрер это сделал потому, что он думал, что
он должен сделать это ради высших интересов и ради защиты Германии.
Разрешите привести здесь сравнение: президент Рузвельт, например,
заявил о своей сфере интересов в западном полушарии, — Англия рас-
пространила свои интересы на весь земной шар. Я думаю, что эта заин-
тересованность в пространстве, сама по себе проявленная фюрером
в отношении Чехословакии, не является чем-то порочащим великую дер-
жаву, — о методах можно говорить что угодно. Во всяком случае, верно
одно, а именно то, что эти страны были заняты без пролития хотя бы
одной капли крови.
Файф: Их заняли абсолютно без кровопролития, потому что вы угро-
жали ввести большое количество войск, бомбить Прагу, если они не со-
гласятся. Так это или нет?
Риббентроп: Нет, не потому, что мы угрожали силой, а потому, что
ранее было заключено соглашение о том, что германские войска беспре-
пятственно вступят в страну.
Файф: Я хотел бы, чтобы вы сейчас сообщили нам ваши взгляды
на один-два общих вопроса в отношении Великобритании. Верно ли то,
что, когда вы направились в Лондон в качестве германского посла, вы
считали, что возможности достигнуть соглашения — минимальны, что
фактически в пользу взаимного понимания с Англией существует один
шанс против ста.
Риббентроп: Да, шансов было мало.
4*
02 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
Файф: Это были ваши собственные слова, не правда ли? Что
шансы выражались пропорцией один на сто? Вы помните, что вы это
сказали?
Риббентроп: Сто к одному? Я не помню, чтобы я так сказал, но
я хотел бы кое-что добавить к этому. Я сказал Гитлеру, что шансы
невелики, и я также сказал Гитлеру, что я сделаю все, чтобы добиться,
несмотря ни на что, взаимопонимания между Англией и Германией.
Файф: Итак, когда вы покидали Англию, считали ли вы, что война
неизбежна? Когда вы выехали из Англии... когда вы перестали быть
послом, вы считали, что война неизбежна?
Риббентроп: Нет, я не думал, что война неизбежна, но я был убе-
жден в том, что существовала возможность возникновения войны при
том положении, которое имело место в Англии.
Файф: Когда вы выехали из Англии, сказали ли вы, что вы не счи-
таете, что война неизбежна?
Риббентроп: Я не могу сказать, была ли война неизбежна или ее
можно было избежать; во всяком случае, мне было ясно, что 'при таком
развитии политики Англии по отношению к Германии могли иметь место
военные эксцессы.
Файф: Теперь взгляните на страницу 170, второй абзац. В нем ска-
зано следующее: «Он, германский министр иностранных дел, был больше
чем скептически настроен при приезде в Лондон и считал, что шансы
против соглашения были сто против одного. В Англии преобладает мне-
ние подстрекателей войны, — сказал он, когда он, имперский министр
иностранных дел, покидал Англию, — и война неизбежна». Вы сказали
это послу Осима?
Риббентроп: Я не помню, сказал ли я действительно так. Но это
дипломатический язык, и очень возможно, что мы тогда, исходя из
общего положения, считали целесообразным говорить так с послом
Японии. То, что я, может быть, сказал, с течением лет не имеет значения
для того, что я сказал, когда уезжал из Лондона. Я не думаю, что это
является каким-либо доказательством. Может быть, я хотел втянуть его
в войну с Англией и поэтому так резко говорил.
Файф: Вы, вероятно, сказали ему неправду?
Риббентроп: Я не знаю. Я также не знаю, было ли это точно
записано.
Файф: Это ваш собственный протокол совещания, имеющийся в за-
хваченном немецком документе.
Риббентроп: Вполне возможно. Но многие вещи говорятся по дипло-
матическим причинам, и не каждое слово взвешивается. Во всяком
случае, справедливо то, что, когда я покидал Лондон, война не казалась
неизбежной, но, несомненно, я, покидая Лондон, был настроен скепти-
чески, я не знал, куда все это приведет в будущем, и это прежде всего
потому, что английская военная партия была очень сильной.
Файф: Когда вы покинули Англию, не считали ли вы, что герман-
ская политика должна внешне выражаться в дружбе с Англией, а на
самом деле — проводиться по линии создания коалиции, направленной
против нее?
Риббентроп: Это неверно. Мне было ясно, когда я стал мини-
стром иностранных дел, что осуществление германских устремлений
в Европе было очень трудным делом и что прежде всего Англия мешала
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
,53
осуществлению этих желаний. В течение многих лет я, по поручению
фюрера, пытался путем дружественного взаимоотношения с Англией
осуществить эти планы.
Файф: Теперь я хочу, чтобы вы ответили на мой вопрос: говорили
ли вы фюреру, что правильной политикой было внешне поддерживать
дружеские отношения с Англией, а в действительности создавать коали-
цию против нее? Говорили вы это или нет?
Риббентроп: Нет, в такой формулировке это неверно.
Файф: Раз вы сказали «нет», взгляните на документ ТС-75, ВБ-28,
а также на ваши выводы. Это внизу, параграф 5, конец страницы 3.
«Поэтому следует сделать такой вывод: внешне изображать дружбу
и взаимопонимание с Англией, защищая интересы наших друзей, а бо-
лее тайно, но неуклонно создавать коалицию против Англии, то есть
на практике укреплять нашу дружбу с Италией и Японией, а также
перетянуть на свою сторону страны, чьи интересы или косвенно совпа-
дают с нашими, — по дипломатической линии осуществлять сотрудни-
чество трех великих держав для достижения этой цели».
И последняя фраза: «Независимо от того, какие политические шаги
будут предприняты для сближения с нами, — каждый день, когда наши
политические решения не основываются главным образом на мысли
о том, что Англия является нашим самым опасным противником, пойдет
на пользу нашим врагам». Почему же вы минуту назад сказали Трибу-
налу, что вы не советовали фюреру поддерживать видимые дружеские
отношения с Англией, а на самом деле создавать коалицию против нее?
Риббентроп: Я вообще не знаю, что это за документ. Можно мне
взглянуть на него?
Файф: Этот документ подписан вами 2 января 1938 г. Это ваш
собственный отчет фюреру.
Риббентроп: Да. Это верно само по себе. Это действительно
является решающим. Только таким путем мы в один прекрасный день
могли прийти к соглашению с Англией или к конфликту. Ситуация в то
время была совершенно ясна: Англия выступала против желания Гер-
мании произвести ревизию. Это пожелание фюрер называл мирным, и
. казалось возможным мне лишь с помощью сильного дипломатического
давления побудить Англию к тому, чтобы дипломатическим, а не военным
путем она в конце концов дала на это свое согласие. Таково было, без
сомнения, положение в то время.
Файф: Я хочу знать, почему пять минут назад вы сказали Трибу-
налу, будто не давали Гитлеру советов, содержащихся в выдержке,
которую я зачитал вам?
Риббентроп: Какой совет, простите, я не понял?
Файф: Внешне изображать взаимопонимание с Англией, а втайне
создавать коалицию против нее. Я два раза задавал вам этот вопрос?
А вы отрицали. Я хочу знать: почему вы отрицали?
Риббентроп: Я совершенно ясно оказал, что Англия выступала про-
тив германских стремлений и что поэтому Германии, если она хотела
отстоять свои требования, ничего не оставалось, как только искать себе
друзей и с помощью этих друзей побудить Англию начать дипломати-
ческие переговоры, в результате которых Англия согласилась бы на
выполнение пожеланий Германии, причем все это нужно было достичь
дипломатическим путем. Вот в чем заключалась моя задача.
54 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
Файф: Теперь я хочу, чтобы вы коснулись вопроса об отношениях
с Польшей. Согласны ли вы с тем, что до момента заключения Мюн-
хенского соглашения в речах всех германских государственных деятелей
очень много говорилось о любви и уважении к Польше? Вы согласны
с этим?
Риббентроп: Да.
Файф: Исакова была цель того, что отражено в меморандуме мини-
стерства иностранных дел от 26 августа 1938 г.? Я вам назову номер
страницы. Страница 107 вашей книги документов. Я хотел бы, чтобы
вы взглянули на четвертый абзац, начинающийся со слов: «Этот метод
подхода к вопросу о Чехословакии рекомендуется ввиду наших отно-
шений с Польшей. Тот факт, что Германия переместила свои интересы
с юго-восточной границы на восточную и северо-восточную границы,
неизбежно заставит поляков серьезно призадуматься. После ликвидации
чешского вопроса общее мнение будет таково, что наступила очередь
Польши, но чем позднее мировая общественность это поймет, — тем
лучше».
Это правильно отражает намерения германской внешней политики
в то время?
Риббентроп: Без сомнения, нет, ибо, во-первых, я даже не знаю,
о каком документе идет речь. Как кажется, этот документ был состав-
лен 'каким-нибудь референтом министерства иностранных дел, где
иногда писались такие теоретические работы. Поэтому я не помню, чтобы
я его читал. Попал ли он ко мне, я также сейчас не помню, но воз-
можно, что такие идеи обуревали некоторых из наших сотрудников.
Это возможно.
Файф: Понятно. Итак, если вы не согласны, то взгляните на стра-
ницу 110, где вы найдете выдержку из речи Гитлера, произнесенной
в «Спортпаласе» 26 сентября 1938 г. В конце этой выдержки говорится,
что фюрер высказался в отношении Польши после того, как воздал
должное Пилсудскому. «Мы все уверены в том, что это соглашение
приведет к длительному умиротворению. Мы понимаем, что здесь речь
идет о двух народах, которые должны существовать вместе, и ни один
из них не должен покидать другого. Народ из 33 миллионов всегда '
будет стремиться найти выход к морю. Поэтому необходимо было найти
путь к взаимопониманию. Этот путь найден, и он все время будет рас-
ширяться. Конечно, в этом отношении были трудности. Национальные
меньшинства и национальные группы часто ссорились между собой. Но
основное — это то, что оба правительства и все благоразумные и дально-
видные люди этих двух стран обладают крепкой волей и решимостью
улучшить свои взаимные отношения. Это действительно является более
ценными усилиями для достижения мира, чем вся болтовня во дворце
Лиги наций в Женеве».
Как вы думаете, это было честное высказывание?
Риббентроп: Да, думаю, что таково было личное мнение фюрера
в то время.
Файф: Таким образом, в то время все вопросы об обращении
с меньшинствами в Польше считались несущественными вопросами.
Не так ли?
Риббентроп: Нет, они не были несущественными. Это был очень
трудный пункт отношений между нами и Польшей, который постоянно
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА 55
существовал, и фюрер такими высказываниями пытался преодолеть это
противоречие.
Файф: Во всяком случае, вы согласитесь со мной, что речи того
времени были полны похвал И дружеских высказываний по отношению
к Польше?
Риббентроп: Да, мы надеялись на то, что мы сумеем удовлетвори-
тельно и разумно решить таким образом вопрос о немецком националь-
ном меньшинстве в Польше. Это было нашей политикой, начиная
с 1934 года.
Файф: И немедленно после Мюнхена вы впервые поставили вопрос
о Данциге в беседе с Липским в октябре?
Риббентроп: Да, правильно, 28 октября.
Файф: А поляки дали ответ 31-го числа через Липского. Вы, ве-
роятно, получили этот ответ днем позже. В нем содержалось предло-
жение о двустороннем соглашении между Германией и Польшей, но
указывалось, что возвращение Данцига Германии приведет к конфликту.
Я изложил вам этот вопрос в общих чертах. Я только хотел напо-
мнить вам об общем содержании ответа. Вы помните?
Риббентроп: Насколько я помню, это было не совсем так. Фюрер
поручил мне — это было как раз 28 октября — вызвать посла Липского
в Берхтесгаден. Это поручение было дано, так как фюрер, повидимому,
продолжая придерживаться, может быть, этой своей речи во дворце
спорта, — сейчас я уже не помню точно, желал теперь выяснить отно-
шения со всеми своими соседями. И именно как раз с Польшей. Поэтому
он поручил мне, чтобы я переговорил с Липским по вопросу о Данциге
и по вопросу о воссоединении с Восточной Пруссией. Я пригласил к себе
посла Липокого и в очень дружественной атмосфере представил ему
эти положения. Посол Липский отнесся к ним очень сдержанно, сказав,
что Данциг, во всяком случае, не является простой проблемой, но что
он запросит об этом свое правительство. Я просил его это сделать
в ближайшее время и сообщить мне об этом. Это было началом пере-
говоров с Польшей.
Файф: Хорошо, а теперь перейдите, пожалуйста, к странице 114:
там имеется запись беседы Бека с Гитлером 5 января. Я хочу обратить
ваше внимание лишь на последний абзац, в котором речь идет о том,
что после того, как Век сказал, что вопрос о Данциге очень сложный,
«канцлер заявил в ответ на это, что для того, чтобы разрешить этот вопрос,
будет необходимо найти что-то совершенно новое, новую форму, кото-
рая, с одной стороны, обеспечила бы интересы германского населения,
а, с другой стороны, — польские интересы. В дополнение канцлер заявил,
что министр может быть совершенно спокоен: он не будет поставлен
перед свершившимся фактом в отношении Данцига, и ничего не будет
сделано для того, чтобы усложнить положение польского правительства».
Скажите, прочли ли вы это, а затем я задам вам вопрос.
Риббентроп: Да, я читал это.
Файф: Теперь взгляните на краткое изложение вашей беседы с Ве-
ком на следующий день. Это страница 115, в начале второго абзаца вы
прочтете, что после того, как господин Век упомянул о Данциге, вы ска-
зали: «В ответ Риббентроп вновь подчеркнул, что Германия не ищет
никакого решения путем применения силы». Вот почти дословно то, что
сказал Гитлер за день до этого. Вы видите это?
56 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
Риббентроп: Да.
Файф: Теперь возвратимся к странице 113. Это—распоряжения
подсудимого Кейтеля, точнее, передача Кейтелем приказа фюрера о Дан-
циге, датированного 24 ноября, изданного за шесть недель до этого.
Он является дополнением к приказу от 21 октября. Там сказано:
«Помимо трех вариантов, упомянутых в инструкции от 21 октября,
следует также проводить подготовку, которая дала бы возможность
врасплох оккупировать немецкими войсками свободный город Данциг.
Оккупирование Данцига. Подготовка будет проведена на следующей
основе. Условия оккупации следующие: революционный порядок окку-
пации Данцига, использование политически благоприятной обстановки,
но не война против Польши». Вам было известно об этих инструкциях?
Риббентроп: Нет, мне это было неизвестно. Этот приказ или что-то
подобное я вижу в первый раз.
Файф: Гитлер должен был знать об этом приказе, не правда ли?
Ведь это приказ фюрера?
Риббентроп: Безусловно, и я поэтому полагаю, и как раз хотел это
добавить для того, чтобы представителям британского обвинения было
ясно, что политика и военные дела — здесь две совершенно разные
вещи. Нет сомнения в том, что фюрер, учитывая трудности, которые
постоянно возникали в связи с Данцигом и коридором, отдавал какие-то
военные приказы на всякий случай, и я полагаю, что здесь речь идет
об одном из таких приказов. Я вижу его сегодня впервые.
Файф: Допустим, что вам было известно об этих приказах, и вы тем
не менее утверждали бы 5 января, что Германия не стремится поста-
вить поляков перед свершившимся фактом или перед решением, навя-
занным силой. Если бы вы знали об этом приказе, вы тем не менее,
оказали бы это?
Риббентроп: Если бы я знал об этом приказе и рассматривал бы
его так,'как я и должен был его рассматривать, а именно как приказ
генерального штаба, рассчитанный на возможные осложнения, то я бы
все равно остался при своем мнении, так как я считаю, что задачей
генеральных штабов является принципиальная подготовка к решению
всех проблем, которые могут возникнуть. К политике это, в конце кон-
цов, не имеет никакого отношения.
Файф: К политике не имеет отношения тот факт, что имеется совер-
шенно определенный план, предусматривающий, каким образом сво-
бодный город Данциг должен быть занят германскими войсками вра-
сплох? Никакого отношения к политике не имеет то, что вы говорите
полякам, что они не будут поставлены перед свершившимся фактом?
Повидимому, так вы представляете себе, как надо вести дела? В таком
случае, я оставлю этот вопрос.
Риббентроп: Нет, я должен добавить то, что я знаю, а именно то,
что фюрер долгое время был озабочен, особенно в 1939 году, тем, что
Польша может внезапно напасть на Данциг, так что хотя я человек и
не военный, однако мне кажется естественным то, что решение таких
проблем как-то подготавливается. О деталях этого приказа я, конечно,
не могу судить.
Файф: Итак, когда вы узнали о том, что Гитлер решил напасть
на Польшу?
Риббентроп: То, что Гитлер рассчитывал и на военные действия
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА 57
в Польше, я услышал в первый раз, насколько я помню, в августе
1939 года. То, что он уже до этого, безусловно, принял некоторые под-
готовительные меры какого-либо рода на всякий случай, — явствует из
самого этого приказа в отношении Данцига. Но об этом приказе я, соб-
ственно, не узнал ничего, и я не помню, чтобы я в то время получал
какие-либо сведения военного порядка. Я помню, что я ничего не знал
об этом.
Файф: Утверждаете ли вы перед Трибуналом, что вам не было
известно в мае, что истинные взгляды Гитлера заключались в том, что
Даициг не является основным спорным вопросом, а основной целью
являлся захват жизненного пространства на Востоке...?
Риббентроп: Нет, в этом смысле я не знал об этом. Фюрер, правда,
говорил иногда о жизненном пространстве, это верно, но я не знал, что
он намеревается напасть на Польшу.
Файф: Хорошо, тогда взгляните на страницу 117 вашей папки. Там
имеется запись совещания от 23 мая 1939 г. в новой имперской канце-
лярии. Она начинается: «Данциг вовсе не является предметом опора.
Вопрос заключается в том, чтобы расширить наше жизненное простран-
ство на Востоке, обеспечить наши продовольственные ресурсы и решить
проблему Балтики. Продовольственные ресурсы можно получить только
в таких редко населенных районах, которые настолько плодородны, что
после того, как Германия использует их, их плодородие все же сильно
увеличится. Другой возможности в Европе нет».
Вы хотите сказать Трибуналу, что Гитлер никогда не высказывал
вам подобной точки зрения?
Риббентроп: Может быть, это покажется странным, но я хотел бы
прежде всего сказать, что я, очевидно, не был на этом совещании. Это
военное совещание, а фюрер всегда проводил совещания по военным
вопросам отдельно от политических совещаний. Правда, иногда фюрер
, в общих чертах говорил о том, что мы должны иметь жизненное про-
странство, но о намерении напасть на Польшу в то время, то есть в мае
1939 года, я ничего не знал, и об этом он мне ничего не говорил.
Файф: Вы хотите сказать, что Гитлер намеренно держал вас в не-
ведении о своих истинных намерениях, о том, что Данциг не являлся
предметом спора, и о том, что он в действительности желал добиться
жизненного пространства. Это вы хотите сказать?
Риббентроп: Да, я полагаю, что он делал это сознательно...
Файф: Тогда взгляните еще на один, очень краткий абзац, немного
дальше. Гитлер говорит: «О том, чтобы пощадить Польшу, не может
быть и речи, и перед нами нет другого выбора чем при первой возмож-
ности напасть на нее. Мы не можем ожидать повторения чешских
событий. Война будет. Наша задача заключается в том, чтобы изоли-
ровать Польшу».
Вы хотите сказать Трибуналу, что он вам как министру иностран-
ных дел никогда не говорил об этом?
Риббентроп: Нет, в то время он этого не говорил. Насколько я
помню, лишь значительно позже, летом 1939 года, он говорил о том,
что решил разрешить эту проблему — как он сам выразился — тем или
иным путем.
Файф: И вы утверждаете, что вам не было известно в мае о том,
что Гитлер хотел войны?
58 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
Риббентроп: Нет, в этом я вовсе не был уверен.
Файф: Из этого документа явствует, что он хотел войны, не так ли?
Риббентроп: Этот документ, без сомнения, говорит о том, что суще-
ствовало намерение напасть на Польшу...
Файф: Теперь я хочу, чтобы вы имели в виду то, что, по словам
Чиано, вы сказали ему, кажется, 11 или 12 августа, я полагаю, в Зальц-
бурге: там были вы и Гитлер. Помните, что согласно дневнику Чиано
он спросил вас: «Что вы хотите — Польский коридор или Данциг»?
А вы взглянули на него и сказали: «Нет, мы этого больше не хотим.
Мы хотим войны». Вы помните это?
Риббентроп: Я тогда сказал Чиано: «Фюрер решил так или иначе
разрешить польскую проблему». Вот установка, которую я получил от
фюрера.
Файф'': Я хотел бы, чтобы вы взглянули на запись более поздней
беседы, которую вы имели с Муссолини и Чиано немного спустя,
10 марта 1940 г., то есть примерно через девять месяцев. Взгляните на
документ 2835-ПС — беседа между вами, Муссолини и Чиано 10 марта
1940 г. Она начинается следующими словами:
«Германский министр иностранных дел напомнил, что в Зальцбурге
он действительно сказал графу Чиано о том, что он не думает, что
Англия и Франция помогут Польше, но что тем не менее надо всегда
иметь в виду возможность вмешательства западных держав. Теперь он
доволен ходом событий, так как, во-первых, всегда было ясно, что рано
или поздно должны были возникнуть разногласия, так как они неиз-
бежны».
Далее вы говорите, что хорошо было бы поскорее закончить с кон-
фликтом, пока жив фюрер.
Риббентроп: Да, это было после того, как началась война, не
правда ли?
Файф,: Да. Я обращаю ваше внимание на следующие слова: «Он
теперь доволен ходом событий, так как ему всегда было ясно, что рано
или поздно должны были возникнуть разногласия, так как они неиз-
бежны», а если вы посмотрите, где он говорит «во-вторых»...
Риббентроп: Разрешите мне ответить на это?
Файф\: Да, но я заявляю вам, что это совершенно очевидно пока-
зывает, что Чиано прав и что вы были очень довольны, что дело дошло
до войны, так как вы считали, что это своевременно.
Риббентроп: Я не могу найти это место. Напротив, здесь также ска-
зано, что мы всегда считались с возможностью вмешательства западных
держав. Это же здесь ясно сказано.
Файф: Но я обращаю ваше внимание на вторую часть. Я не говорю
о вмешательстве англичан. Я говорю: «Он был теперь доволен ходом
событий», и если вы посмотрите далее, во втором абзаце говорится:
«Во-вторых, тогда, когда Англия ввела всеобщую воинскую повинность,
стало ясно, что отношения между державами, в конце концов, не могли
разрешиться благоприятно для Германии и Италии». Перед тем как
вы ответите на мой вопрос, взгляните на следующую фразу: «Это, так
же как и другое, имело решающее влияние на решение фюрера разре-
шить польский вопрос, даже несмотря на угрозу вмешательства запад-
ных держав. Однако решающим фактором является то, что великая
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
59
держава не могла примириться с некоторыми существовавшими поло-
жениями».
Риббентроп: Это кажется мне правильным.
Файф: И такова была тогда ваша точка зрения и точка зрения,
которую вы позже признали вашей, — Что вы были полны решимости
разрешить польский вопрос, даже если это бы означало войну? Чиано
был прав, когда сказал, что вы хотели войны. Вот что я утверждаю по
поводу вас.
Риббентроп: Нет, это неверно. Я тогда сказал Чиано в Берхтесга-
дене, что фюрер решил разрешить эту проблему тем или иным путем.
Это высказывание было нужно уже и потому, что фюрер был убежден,
что, как и всегда, то, что становится известно в Риме, немедленно пере-
дается в Париж, Лондон и другие города. Поэтому он хотел, чтобы мы
говорили ясно, чтобы Италия в дипломатическом отношении стояла на
нашей стороне.
Файф: Вы не присутствовали на совещании фюрера со своими гене-
ралами 22 августа, но вы, наверное, неоднократно на этом процессе
слышали оглашение протокола этого совещания. Вы помните, что, со-
гласно протоколу, фюрер заявил: «Для того чтобы объяснить начало
войны, я дам причину пропагандистского характера; неважно, — правдо-
подобна ли эта причина; победителя потом не будут спрашивать, сказал
ли он правду. При развязывании войны имеет значение не право,
а победа».
Вот что было оказано в Оберзальцбурге. Говорил ли вам Гитлер
когда-нибудь что-либо подобное?
Риббентроп: На совещании 22 августа я не присутствовал.
Файф: Правильно ли я вас понял, что вам не было известно о кон-
такте между Квислингом и подсудимым Розенбергом весной и летом
1939 года? Это было задолго до войны.
Риббентроп: Да. Это верно, я знал, что Розенберг имел друзей
в Норвегии, и, конечно, при этом упоминался и 1Квислинг, но для меня
эта фамилия в то время ничего не означала. По желанию фюрера я
предоставил Розенбергу определенные суммы денег для его друзей
в Норвегии, для газет, пропаганды и тому подобных вещей.
Файф: Насколько я понял ваши показания, вам не было известно
о том, что некоторые люди Квислинга обучались в тренировочной школе
в Германии в августе 1939 года, до войны?
Риббентроп: Я не помню этого. Я узнал об этом здесь, из одного
документа. Но, насколько я помню, в то время я ничего не знал об этом,
а если бы и знал, то не в подробностях.
Файф: Было ли вам известно, что немцы, проживающие в Норвегии,
были использованы для того, чтобы расширить штат различных герман-
ских официальных органов, посольств и консульств вскоре после начала
войны?
Риббентроп: Нет, сейчас я этого вообще не помню. Я в то время
ничего конкретного не знал об этом, если это и было так.
Файф: В то время, в декабре 1939 года, было ли вам известно, что
Квислинг два раз беседовал с Гитлером—16 и 18 декабря?
Риббентроп: Нет, этого я тоже не знал.
Файф: Вспоминаете ли вы об одном письме от Кейтеля, в котором
он писал: «Военная оккупация Дании и Норвегии в течение долгого
60 • ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
времени подготовлялась по приказу фюрера верховным командованием
вооруженных сил. Поэтому у верховного командования вооруженных
сил было много времени для того, чтобы заниматься всеми вопросами,
связанными с осуществлением этой операции».
Риббентроп: Я хочу лишь коротко пояснить следующее. Я не знаю
почему, но я получил это письмо также несколькими днями позднее.
Первое сообщение о намерении занять Норвегию ввиду предстоявшей
там высадки англичан я получил от фюрера за тридцать шесть часов
до выполнения этого плана. Следовательно, это письмо где-то задержа-
лось. Я его увидел позднее.
Файф: Тогда перейдем к вопросу о Голландии.
Вы слышали, как я и, видимо, другие, неоднократно оглашали
заявление Гитлера от 22 августа 1939 г., а именно:
«Другая возможность — это нарушение голландского, бельгийского
и швейцарского нейтралитета. У меня нет сомнения в том, что все эти
государства, а также Скандинавия, будут защищать свой нейтралитет
всеми средствами. Англия и Франция не нарушат нейтралитета этих
стран». Это сказал Гитлер 22 августа. Вас там не было, и я вновь вас
спрашиваю: 'высказал ли он вам такое же мнение?
Риббентроп: Нет, он этого не сделал.
Файф: Но было ли вам известно, что 7 октября 1939 г. был издан
приказ по армейской группе о том, что армейская группа «В» должна
провести полную подготовку для немедленного вторжения на голланд-
скую и бельгийскую территории, если политическое положение этого
потребует. Вам было известно об этом приказе от 7 октября?
Риббентроп: Нет, я думаю, что я только здесь его увидел. Я ранее
не знал о существовании такого приказа.
Файф: А было ли вам известно о том, что 9 октября Гитлер издал
следующую директиву: «Продолжительный период ожидания может
быть не только благоприятен для западных держав, Бельгии и, может
быть, также для нейтралитета Голландии, но также укрепит в большой
степени военную мощь наших врагов, уменьшит веру нейтральных стран
в окончательную победу Германии. Следует проводить подготовку
к нападению на северный фланг Западного фронта через территорию
Люксембурга, Бельгию и Голландию. Это нападение должно быть со-
вершено как можно скорее и с применением большой силы». Вам было
известно, что Гитлер издал эту директиву 9 октября?
Риббентроп: Нет, я ничего не знал об этом.
Файф: Таким образом, что касается вас, то как вы утверждаете
здесь, на суде, Гитлер делал многочисленные заверения в августе и
октябре, не сообщив своему министру иностранных дел о том, что 7 и
9 октября он отдал директиву о нападении на Голландию и Бельгию?
Вы говорите, что он не сказал вам об этом приказе или директиве о на-
падении на Голландию? Вы уверены в этом?
Риббентроп: Да, я почти что уверен в этом, так как я бы помнил это.
Я знаю одно, а именно то, что после окончания войны с Польшей пого-
варивали о наступлении на Запад. Но я ничего не слышал о каких-либо
приказах.
Файф: Понятно. Если вы так говорите, тогда перейдем к вопросам,
в отношении которых вы были немного лучше осведомлены. Помните ли
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА 61
вы встречу, которую Гитлер и вы имели с Чиано в Оберзальцбурге
12 августа 1939 г.?
Риббентроп: Да, я видел здесь этот документ.
Файф: Я хотел бы, чтобы вы взглянули на этот документ. Это на
странице 181. Я хочу, чтобы вы следили в то время, как я оглашу
выдержку, которая начинается со следующего: «В общем и целом
лучше будет ликвидировать псевдонейтралов одного за другим. Это
можно довольно легко сделать, если один партнер оси будет прикрывать
тыл другого, в то время как этот приканчивает одного из таких нена-
дежных нейтралов.
Во время посещения принца-регента Павла он, Гитлер, высказал
пожелание, особенно имея в виду Италию, чтобы принц Павел каким-
нибудь действием сделал ясной свою позицию в отношении оси. Он имел
в виду более тесную связь с осью и то, чтобы Югославия вышла из
Лиги наций. Принц Павел согласился на последнее. И недавно принц-
регент посетил Лондон и стремился получить поддержку у западных
держав... Произошло то же самое, что и в отношении Гафенку, который
также вел себя очень понимающе, когда находился в Германии, и отри-
цал всякую заинтересованность в целях, преследуемых западными демо-
кратами».
Такова была гитлеровская формулировка его политики, и, как я
понимаю, вы 'содействовали этой политике — ликвидировать псевдоней-
гралов одного за другим и включить Югославию в число этих нейтралов?
Риббентроп: Нет, это нельзя так понимать. Я должен по этому
поводу сказать следующее: ситуация в то время была такова, что Гит-
лер хотел во что бы то ни стало держать Италию в повиновении. Италия
всегда была • неустойчивым партнером. Поэтому фюрер в то время и
говорил в такой форме для того, чтобы сказать Италии, что в случае,
если с Югославией возникнут трудности, он окажет Италии помощь.
Это можно понять, только учитывая создавшееся положение, а положе-
ние было таково. Германия с помощью Италии уже добилась некоторых
изменений в Европе мирным путем. Это касается Данцига и Коридора,
причем Муссолини помогал Гитлеру. Я помню, какова была ситуация.
Файф: Вы отрицаете, что такова была ваша политика — ликвиди-
ровать неустойчивых нейтралов?
Риббентроп: Нет, дело обстояло иначе, это нельзя понимать до-
словно. В дипломатических разговорах часто называют вещи не своими
именами.
Файф: Такова была постоянная точка зрения Муссолини, что на
Балканы надо напасть при первой возможности?
Риббентроп: Этого я не знаю.
Файф: Взгляните на документ ПС-2818—это дополнительный
секретный протокол к союзному договору о дружбе между Германией
и Италией, заключенному 22 мая 1939 г. Здесь имеются некоторые ком-
ментарии Муссолини от 30 мая 1939 г. Вы видите?
Риббентроп: Да, я нашел их.
Файф: В параграфе 1 говорится: «Война между плутократическими
и поэтому консервативными и эгоистичными нациями и густонаселен-
ными и бедными нациями — неминуема. Нужно быть готовым к такому
положению». В седьмом абзаце: «Муссолини надеется, что войну можно
отложить, но он говорит о том, что должно произойти, если .наступит
62 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
война. Он говорит, что война, которую подготавливают великие демо-
кратические державы,—это война на истощение. Поэтому нужно
строить план, исходя из наихудших возможностей. Страны оси ничего
не получат от остальной части мира. В этом предположении речь идет
о трудной ситуации, но стратегическая позиция, достигнутая державами
оси, в значительной мере уменьшает трудности и угрозу войны на исто-
щение. С этой целью в первые часы войны надо захватить весь район
Дуная и Балкан. Нельзя удовлетворяться декларациями о нейтралитете,
но необходимо захватить территории и использовать их для обеспече-
ния необходимого продовольствия и военных поставок промышлен-
ности». Вы видите это?
Риббентроп: Да.
Файф: Не согласны ли вы с тем, что Муссолини считал, что на Бал-
каны надо напасть при первой возможности?
Риббентроп: Эти высказывания Муссолини я слышу здесь впервые.
До сих пор они мне были неизвестны.
Файф: Теперь перейдем к замечаниям Гитлера, которые вы видели
неоднократно. Вспоминаете ли вы, что после переворота Симовича,
26 марта, состоялось совещание у Гитлера, где он объявил о своей
политике. «Фюрер полон решимости, не ожидая возможной декларации
о лойяльности нового правительства, подготовить все для того, чтобы
уничтожить Югославию в военном отношении, а также уничтожить ее
как национальную единицу. Никакие дипломатические запросы не будут
сделаны, ультиматумы не будут представлены. Заверения югославского
правительства, которым никак нельзя верить, в будущем будут игно-
рироваться. Нападение начнется, как только будут готовы необходимые
средства и войска».
Вы помните, что Гитлер сказал это 27 марта?
Риббентроп: Я этого не помню.
Файф: Вы помните, что смысл был таков. Я прочел его слова. Та-
кова была политика?
Риббентроп: Нет, дело обстояло совершенно иначе.
Файф: Почему вы решили или почему Гитлер с вашей помощью
решил напасть на Югославию без каких-либо дипломатических запросов
и не дал возможности новому правительству дать заверения. Почему вы
это сделали?
Риббентроп: Потому что новое правительство было образовано
в первую очередь Англией, как это в ходе переговоров признал один из
видных английских представителей. Поэтому, когда был проведен путч
Симовича, фюреру было совершенно ясно, что за правительством Симо-
вича стоят враги Германии и что они мобилизовали армию для того,
чтобы напасть с тыла на итальянские войска. Это была не моя поли-
тика; напротив, я даже думаю, что на это совещание, о котором вы
только что говорили, я был вызван позднее. Гитлер тогда совершенно
ясно заявил о том, какова его позиция, и никто не возражал ему.
Файф: Вы считали правильным напасть на страну без принятия
каких-либо дипломатических мер — говоря словами Гитлера, «с беспо-
щадной жестокостью» — и уничтожить столицу налетами бомбардиро-
вочных самолетов? Вы считаете, что это правильный порядок действий?
Я задаю вам простой вопрос: вы считали правильным так поступать?
Риббентроп: Я не могу ответить на этот вопрос так, как вы этого
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
63
хотите, я не могу сказать ни «да», ни «нет», не дав необходимого
разъяснения.
Файф: Тогда не стоит отвечать. Если вы не можете ответить «да»
или «нет», тогда лучше совсем не отвечайте. Теперь перейдем к следую-
щему пункту — к вопросу о России.
Вам известно, что подсудимый Иодль говорил, что даже во время
кампаний на Западе, то есть в мае—июне 1940 года, Гитлер сказал ему,
что он принял основное решение принять меры против Советского Союза,
«как только наше военное положение сделает это возможным». Вам это
было известно?
Риббентроп: Я об этом только сейчас, в Нюрнберге, услышал.
Файф: Это документ под номером Л-172, США-34, лекция Иодля.
Известно ли вам, что 14 августа 1940 г. генерал Томас был уведом-
лен во время беседы с Герингом о том, что фюрер желает, чтобы постав-
ки в срок русским проводились только до весны 1941 года, что после
этого «нас больше не будет интересовать полное удовлетворение требо-
ваний русских». Вы знали об этом?
Риббентроп: Нет, я не знал.
Файф: А было ли вам известно, что в октябре 1940 года генерал
Томас и статс-секретари Кернер, Нейман, Беккер и генерал фон Хан-
некен были уведомлены Герингом о действиях, намечавшихся на
Востоке?
Вы знали об этом?
Риббентроп: Нет, я и об этом ничего не знал.
Файф: Даже 18 декабря, когда Гитлер издал директиву № 21
о плане «Барбаросса», он вам тоже ничего не сказал?
Риббентроп: Да, именно в декабре, как я случайно сейчас припом-
нил, я еще раз долго беседовал с фюрером, для того чтобы убедить его
в том, что следует включить в пакт трех держав Советский Союз как
союзника и сделать из пакта трех держав пакт четырех держав. Гитлер
не совсем был согласен с этим, и я это заметил, но он сказал мне: «Мы
вместе создали пакт, может быть, мы сделаем и это». Это были его слова.
Файф: Вы понимаете, что вы говорите? Вы говорите, что после
того, как подсудимый Геринг сообщил об этом генералу Томасу и статс-
секретарям, после того, как была издана директива «Барбаросса», Гит-
лер позволил вам попробовать втянуть Советский Союз в пакт трех
держав, даже не сказав вам, что у него уже были приказы о нападении
на Советский Союз? Неужели вы думаете, что кто-нибудь вам поверит?
Риббентроп: Да, это было именно так. Я еще раз сделал ему это
предложение в декабре и получил разрешение вести дальнейшие пере-
говоры. Я ничего не знал в декабре об агрессивной войне против России.
Файф: Что касается вашего министерства, то было совершенно оче-
видно, что вы получали самые благожелательные отчеты о Советском
Союзе и о том — что было маловероятно, — что Советский Союз пред-
принимал какие-то действия политического характера, направленные
против Германии. Правильно ли это, если судить по сообщениям от
вашего собственного посла и от ваших людей из России?
Риббентроп: Сообщения такого рода поступали из посольства из
Москвы; я их неоднократно, вернее говоря, всегда представлял фюреру,
но фюрер считал, что дипломаты и военные атташе в Москве — вообще
хуже всех информированные люди. Таков был его ответ...
64 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
Файф: Во всяком случае, весной 1941 года ваше министерство при-
соединилось к подготовке к нападению на Советский Союз, не так ли?
Риббентроп: Я не знаю точно, когда это было, но весной положение
очень обострилось и, очевидно, имели место совещания, на которых
обсуждался вопрос о возможности конфликта с Советским Союзом, но
подробно я этого сейчас не помню.
Файф: Но ведь правильно то, что в апреле 1941 года вы сотрудни-
чали с ведомством Розенберга в подготовке к захвату восточных терри-
торий и что 18 мая вы издали меморандум относительно подготовки
к морской кампании?
Риббентроп: Что касается подготовки с Розенбергом, то это ошибка.
Насколько я помню, я не говорил в то время с Розенбергом на эту
тему, я говорил с ним об этом уже после того, как началась война.
Что же касается этого меморандума ВМФ, то я могу сказать, что
увидел этот документ только здесь, — до сего времени я не знал о суще-
ствовании этого документа. Мне кажется, что это экспертное заклю-
чение по вопросам, связанным с международным правом, то есть по
вопросам, которые могли бы возникнуть в связи с военными действиями
в Балтийском море. Такое экспертное заключение, несомненно, было
представлено.
Файф: Здесь сказано: «Министерство иностранных дел подготовило
к использованию при проведении плана «Барбаросса» прилагаемый
проект относительно зоны операций». Об этом вы что-нибудь помните?
Риббентроп: Нет, я думаю, что я и тогда не получил этого проекта.
Решение принималось другой инстанцией. Конечно, я ответственен за
все то, что происходило в моем министерстве.
Файф: А посол Риттер не осуществлял ли связь между вашим
ведомством и германскими вооруженными силами?
Риббентроп: Да, это правильно.
Файф: Я хотел бы, чтобы вы также помогли мне разобраться в неко-
торых других вопросах. Вы сказали нам, что вели переговоры относи-
тельно антикоминтерновского пакта в 1936 году. И, конечно, в то
время — кажется вы сами это сказали — антикоминтерновский пакт
был направлен против Советского Союза. Так это?
Риббентроп: Да. Это был, конечно, пакт, построенный на противо-
положном мировоззрении и содержавший в себе некоторые политические
моменты. Это правильно.
Файф: Он был расширен трехсторонним пактом 27 сентября 1940 г.
Этот второй пакт был продолжением первого?
Риббентроп: Этот второй пакт сам по себе не имел никакого отно-
шения к первому пакту. Этот второй пакт был чисто политическим и
военно-экономическим союзом.
Файф: Это факт, что вы настаивали на том, чтобы Япония всту-
пила в войну через довольно короткий срок, еще в марте 1941 года, не
правда ли?
Риббентроп: Да. Это, очевидно, правильно.
Файф: Я остановлюсь на этом вопросе очень коротко, так как вы
сказали, что воевали с Англией и поэтому имели право считать Японию
союзником. Вы так считали, не правда ли?
Риббентроп: Я думаю, что я сделал то же самое, что пытались
сделать, и другие дипломаты. .
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
65
Файф: Но вы довольно скоро поняли, что если Япония вступит
в войну, то будет возможно, что вскоре после этого Соединенные Штаты
также можно будет включить в войну? И в апреле 1941 года вы догово-
рились о том, что, если вступление Японии в войну приведет к конфликту
между Японией и Соединенными Штатами, — вы готовы воевать также
и с Соединенными Штатами. Не так ли?
Риббентроп: Нет, это неверно. Напротив, я думаю, что я делал все
до самого последнего дня, до Пирл-Харбора, для того, чтобы Америка
не вступала в войну.
Файф: Раз вы это сказали, я хотел бы, чтобы вы взглянули на
документ 352 вашей книги.
Риббентроп: Да. Мне знаком этот документ. Я уже читал его здесь.
Файф: Так. Это было за неделю до событий в Пирл-Харборе, 29 ноя-
бря, и, по словам японского посла, вы сказали ему следующее: «Важно,
чтобы Япония установила новый порядок в Восточной Азии, не пропу-
стив этой возможности. Не было и, вероятно, никогда не будет такого
момента, когда так важно более тесное сотрудничество держав при
тройственном пакте. Если Япония будет колебаться в настоящий момент,
а Германия будет продвигаться и устанавливать новый порядок
в Европе, тогда вся мощь Британии и Соединенных Штатов будет
направлена против Японии. Как оказал фюрер сегодня: «Между самим
правом на существование Японии и Германии и Соединенных Штатов
имеется существенная разница».
«Мы получили сведения о том, что фактически нет надежды на то,
что переговоры между Японией и Соединенными Штатами могут закон-
читься успешно, так как Соединенные Штаты заняли твердую позицию.
Если действительно так, и если Япония примет решение воевать с Вели-
кобританией и Соединенными Штатами, то я уверен, что это не только
будет в обоюдных интересах Японии и Германии, но также приведет
к благоприятным результатам для самой Японии».
Принимая во внимание этот документ и это заявление, которое вы
сделали японскому послу, вы еще утверждаете, что пытались предот-
вратить войну с Соединенными Штатами? Я считаю, что вы делали все,
чтобы подстрекать Японию к войне против Соединенных Штатов.
Риббентроп: Это неверно, и я должен возразить вам. Я не знаю
этого документа и не знаю также, откуда он. Во всяком случае, я ни-
когда не говорил так, и я сожалею о том, что все документы, которые
доказывают, что я все время стремился к тому, чтобы США не вступили
в войну, не были здесь еще оглашены. Я все время думал, каким обра-
зом попал сюда именно этот документ. Все остальные документы, имею-
щиеся здесь, а их, я думаю, дюжина или полторы, доказывают, что я все
время старался добиться того, чтобы Америка не вступала в войну.
И я могу доказать, что я в течение многих лет старался во всех областях
ничего не предпринимать против США, несмотря, на то, что они зани-
мали непримиримую позицию. Я могу себе объяснить это только сле-
дующим образом. Очевидно, японский посол хотел, чтобы его страна
что-нибудь сделала, и я знаю, что он от своего имени посылал бесчислен-
ное множество телеграмм в Токио, для того чтобы склонить Японию
к войне, в первую очередь за Сингапур, и т. д. Я могу лишь предполо-
жить, что это, может быть, является неверной интерпретацией этого
разговора.
5 Нюрнбергский процесс, т. II
66 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
Файф: Это официальный доклад японского посла своему прави-
тельству. Вы говорите, что он ошибается, когда передает ваши точные
слова о том, что вы. уверены, что это не только' в интересах Японии и
Германии, но приведет к благоприятным результатам и для самой
Японии. Если вы отрицаете этот документ, то взгляните на следующий
документ, на странице 356. Это еще один доклад японского посла. В нем
говорится: «Через день после нападения на Пирл-Харбор, в час дня,
я посетил министра иностранных дел Риббентропа и сказал ему, что мы
желаем, чтобы Германия и Италия официально и немедленно объявили
войну Соединенным Штатам.
Риббентроп ответил, что Гитлер в данное время проводит совещание
в главной ставке о том, как официально осуществить объявление войны,
для того чтобы создать благоприятное впечатление у германского
народа, что он передаст ваше пожелание тотчас же и что он сделает
все возможное для оформления всего должным образом».
Теперь посмотрите на последние слова:
«В то время Риббентроп сообщил мне, что утром 8-го числа Гитлер
издал приказы по всему германскому флоту нападать на американские
суда, где и когда бы они их ни встретили».
Это было за три дня до объявления войны. Вы говорите, что этот
доклад японского посла тоже неправилен?
Риббентроп: Я думаю, что это ошибка.
Файф: Что здесь неправильно?
Риббентроп: Я думаю, что это ошибка. Это было после нападения
на Пирл-Харбор?
Файф: Правильно. Это было после нападения на Пирл-Харбор. •
Риббентроп: Это был приказ Гитлера начать наступление на Аме-
рику, которая, как известно, уже в течение нескольких месяцев атако-
вала наши корабли.
Файф: Когда вы говорите о нападении на германские суда, вы
имеете в виду защиту от германских подводных лодок?
Риббентроп: Нет, насколько мне известно, за несколько месяцев до
Пирл-Харбора, точную дату я сейчас не помню, мы подали официаль-
ный протест США и указывали в этом протесте на то, что два судна —
«Крир» и «Керне» — преследовали немецкие подводные лодки и сбра-
сывали на них глубинные бомбы. Мне кажется, что министр военно-
морского флота Нокс на пресс-конференции открыто признал это.
Я здесь вчера упомянул о том, что Гитлер в своей речи в Мюнхене ска-
зал, что он не давал распоряжения стрелять по американским судам и
нападать на них, но отдал приказ отвечать на залпы американских судов.
Файф: Я хочу у вас узнать следующее: вы одобряли политику, кото-
рая заключалась в том, чтобы за три дня до начала войны приказать
всему германскому военно-морскому флоту нападать на американские
суда, когда бы и где бы их ни встретили? Вы одобряли это?
Риббентроп: Я не могу сейчас высказать свою точку зрения по
этому вопросу, так как я не помню этого сейчас.
Файф: Помните ли вы, что в июне 1944 года состоялось совещание,
показания о котором мы слышали, — совещание по вопросу о расстреле
так называемых «летчиков-террористов».
Послушайте мой вопрос и постарайтесь на него прямо ответить.
Верно ли то, как это указано в докладе, что в категорию летчиков-тёр-
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
67
рористов вы хотели включить летчиков, которые участвовали во всяких
устрашающих налетах на германское гражданское население, то есть
летчиков, которые бомбили города?
Правильно' ли, что вы хотели включить летчиков, которые бомбили
германские города, в категорию летчиков-террористов?
Риббентроп: Нет, это не соответствует действительности.
Файф: Тогда взгляните на страницу 391. Это доклад, подписанный
генералом Варлимонтом, о совещании, состоявшемся 6 июня. Я его
зачитаю.
«Обергруппенфюрер Кальтенбруннер сообщил заместителю началь-
ника штаба в Клоссхельме днем 6-го числа о том, что незадолго до этого
состоялось совещание по этому вопросу, на котором присутствовали
Геринг, Риббентроп и Гиммлер. Вопреки первоначальному предложению
Риббентропа, который хотел включить в эту категорию любое нападение
на германское гражданское население, то есть также бомбардировку
городов, — на этом совещании было решено, что лишь нападение с при-
менением пушечно-пулеметного вооружения должно быть включено в эту
категорию».
Вы говорите, что Кальтенбруннер был неправ, когда говорил, что
вы хотели включить в эту категорию все виды нападения?
Риббентроп: Я уже говорил об этом.
Файф: Я хочу, чтобы вы ответили на мой вопрос. Вы говорите, что
Кальтенбруннер был неправ, когда он сказал на этом совещании, что
вы хотели включить в эту категорию тех летчиков, которые бомбили
города?
Риббентроп: Это не соответствует действительности.
Файф: Теперь ответьте на следующий вопрос. Были ли вы согласны
с тем, что тех, кого вы называли «летчиками-террористами», следовало
оставить населению для линчевания или передавать в СС?
Риббентроп: Нет, такого мнения я не придерживался.
Файф: Теперь взгляните на страницу 393. Это, как вам известно,
меморандум министерства иностранных дел. На странице 396 говорится:
«Генерал Варлимонт сообщил, что посол Риттер передал нам по теле-
фону о том, что министр иностранных дел одобрил этот проект». Проект
касается двух мероприятий. В первом параграфе о линчевании гово-
рится следующее: «Германские власти не несут прямой ответственности,
гак как смерть происходит до вмешательства германских чиновников».
Вы согласны с этой точкой зрения? Такова ваша точка зрения на
линчевание летчиков?
Риббентроп: Нет, это не моя точка зрения. Это экспертное заклю-
чение министерства иностранных дел. Я не помню сейчас, почему был
составлен этот документ, по моему ли приказу или по ходатайству воен-
ных лиц. Я никогда не утверждал этого экспертного заключения, как
это сказано здесь.
Файф: Таким образом, принимая во внимание тот факт, что Варли-
монт говорит, что посол Риттер 29 июня сообщил германским вооружен-
ным силам о том, что вы одобрили этот проект, значит, или Варлимонт,
или Риттер говорит неправду?
Риббентроп: Во всяком случае, это не соответствует действитель-
ности.
Файф: Раз вы ссылаетесь на точку зрения фюрера, тогда посмотрим,
5*
68 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
в чем она заключалась, взгляните на документ 3780-ПС. Это запись
беседы, на которой присутствовали вы, Гитлер и Осима 27 мая 1944 г.
Это страница 11. Вы помните, что в вашем присутствии Гитлер
советовал Осиме, чтобы японцы вешали, а не расстреливали каждого
американского летчика-террориста, и тогда американцы призадумаются
прежде, чем совершать такие нападения. С этой точки зрения вы были
согласны?
Риббентроп: Нет, я не был согласен с этим, и если это здесь напи-
сано, то это не моя точка зрения, не моя установка.
Файф: Теперь я хочу, чтобы вы сказали нам о своем отношении
к СС. Вы на данной стадии процесса не хотите утверждать, что были
лишь почетным членом СС. Ваш защитник утверждает на основании
какого-то, видимо, недоразумения, что вы были лишь почетным членом
СС. Это не соответствует действительности?
Риббентроп: Это не недоразумение, это действительно так и было.
Я получил от Гитлера форму СС; я никогда никаких функций в органи-
зации СС не выполнял, но как посол и затем министр иностранных дел
я, как это было принято, должен был получить определенный чин СС, я
и получил чин фюрера СС.
Файф: Я утверждаю, что это совершенно неверно. Вы просили,
чтобы вас приняли в СС еще до того, как вы стали чрезвычайным
послом в мае 1933 года. Это правильно?
Риббентроп: Да, это мне известно, я всегда принадлежал к орга-
низации СС.
Файф: Вы только что сказали, что принадлежность к СС имела
почетный характер, потому что Гитлер хотел, чтобы вы имели форму?
Я вас спрашиваю: в мае 1933 года вы подали заявление о том, чтобы
вас включили в ряды СС обычным путем? Не правда ли?
Риббентроп: Конечно, надо было подать заявление. Но дело обстоя-
ло так. Я несколько раз появлялся в своем огромном сером пальто, и
после этого Гитлер оказал, что мне следует иметь форму. Когда это
было, я сейчас не помню. Я думаю, что это было в 1933 году. Я и полу-
чил как посол соответствующий чин, а затем — как министр иностран-
ных дел — я получил еще более высокий чин.
Файф: И в мае 1933 года, подав ходатайство, вы вступили в СС и
получили не очень высокий ранг. Штандартенфюрера. Не так ли?
Риббентроп: Да, это правильно.
Файф: А оберфюрером вы стали лишь 20 апреля 1935 г., бригаден-
фюрером вы стали 14 июня 1935 г.; группенфюрером—13 сентября
1936 г., обергруппенфюрером—20 апреля 1940 г. До того как вы стали
послом, вы состояли в СС в течение трех лет и получали повышение
обычным путем, не правда ли?
Риббентроп: Да, но я никогда ничего не делал в СС и не выполнял
никаких работ.
Файф: Вы просили, чтобы вас приняли в дивизию «Тотенкопф» —
«Мертвая голова» СС?
Риббентроп: Нет, это неправильно.
Файф: Разве вы не помните, что получили от Гиммлера особое
кольцо и кинжал дивизии «Мертвая голова»? Разве вы не помните этого?
Риббентроп: Нет, я не помню. Я никогда не принадлежал к дивизии
«Мертвая голова».
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
69
Файф: Вы постоянно интересовались СС, начиная с 1933 года и во
время войны, не правда ли? Кажется, ваша переписка с Гиммлером про-
должалась, по крайней мере, до 1941 или до 1942 года.
Риббентроп: Да, это вполне возможно. 'Конечно, мы часто сталки-
вались с СС в самых различных областях. Это совершенно ясно.
Файф: И в особенности в области концентрационных лагерей, не
правда ли? Вы хотите сказать, что вы не знали о том, что концентра-
ционные лагери использовались в огромных масштабах?
Риббентроп: Я ничего об этом не знал.
Файф: Обернитесь. (Сзади свидетельского пульта — карта.) Это
увеличение той карты, которая была представлена французским обви-
нением. Красные пятна — это концентрационные лагери. Я бы хотел,
чтобы вы взглянули на нее. Теперь посмотрим, какое имеет значение
различное местонахождение ваших резиденций. Одна резиденция, к се-
веру от Берлина, — Зонненбург. Вы видите, гд,е это приблизительно
находится на карте?
Риббентроп: Да, из Берлина в Зонненбург на машине надо ехать
примерно час.
Файф: К северу от Берлина?
Риббентроп: Нет, к 'востоку от Берлина.
Файф: Возьмем другую резиденцию. Вы сами недалеко от нее нахо-
дитесь. Это ваш замок в Фушле. Это недалеко от границы и очень близко
от группы лагерей, которые находились вокруг Маутхаузена. Смотрите
вправо, вы видите группу лагерей Маутхаузена?
Риббентроп: Я под присягой утверждаю, что я впервые услышал
о лагере Маутхаузен здесь, в Нюрнберге.
Файф: Теперь возьмем еще одно поместье. Вы говорите, что не
часто там бывали, но обычно...
Риббентроп: Я могу ускорить дело, заявив вам, что я вообще слы-
шал лишь о двух, нет, о трех концентрационных лагерях до того, как
попал сюда. Это — Дахау, Ораниенбург и Терезиенштадт. Все другие
названия я услышал здесь впервые. Терезиенштадт был лагерем, мне
кажется, приютом для престарелых евреев, и представители Красного
Креста несколько раз посещали этот лагерь. Другие названия лагерей
я услышал здесь впервые, и это я хочу здесь совершенно точно уста-
новить.
Файф: Знаете ли вы, что вблизи Маутхаузена было тридцать три
лагеря в различных местах, в сравнительно небольшом радиусе, и при-
близительно сорок пять других лагерей, названий которых сам комендант
не мог привести, потому что их было слишком много? И в этих тридцати
трех лагерях было более чем 100 тысяч заключенных? И вы хотите
оказать Трибуналу, что в течение всех ваших поездок в Фушле вы ни-
когда не слышали об этих лагерях в Маутхаузене, где было заключено
100 тысяч человек?
Риббентроп: Это мне совершенно неизвестно.
Файф: Вы вновь посмотрите на эту карту. Вы были ответственным
министром правительства этой страны с 4 февраля 1938 г. до поражения
Германии в мае 1945 года—в течение семи с четвертью лет. И вы
утверждаете перед этим Трибуналом, что министр этой страны, где
существовали сотни концентрационных лагерей, мог знать только о двух
лагерях?
70 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
Риббентроп: Это, может быть, удивительно, но это правда.
Файф: Я говорю, что это не только удивительно, но что это столь
невероятно, что это должно быть неверно. Как могли вы не знать об
этих лагерях? Вы с Гиммлером никогда не встречались?
Риббентроп: Нет, я никогда не разговаривал с ним о таких вещах.
Все это держалось в строгом секрете, и мы только здесь услышали, что
происходило там. Ни один человек не знал ничего об этом.
Файф: В своем письменном показании под присягой один герман-
ский чиновник из лагеря Освенцим-показал, что в этом лагере было
убито 4 миллиона человек. Вы хотите сказать Трибуналу, что вы об этом
-ничего не знали?
Риббентроп: Мне об этом ничего не было известно.
Файф: Вы согласны с тем, что вы выступали за самое жестокое
обращение с населением оккупированных стран?
Риббентроп: Я неправильно понял этот вопрос. Пожалуйста, повто-
рите его. Я не помню, говорил ли я когда-нибудь что-либо об обращении
с партизанами. Во всяком случае, я был против этого.
Файф: Тогда взгляните на документ Д-735. Это беседа между вами
и Чиано в присутствии фельдмаршала Кейтеля и маршала 1Кавальеро
в ставке фюрера после завтрака 19 декабря 1942 г. Если вы посмотрите
на вторую страницу, то увидите место, где фельдмаршал Кейтель гово-
рит итальянцу, что «район Хорватии должен быть очищен совместно
действующими германскими и итальянскими войсками еще зимой,
ввиду сильного английского влияния в этом районе. Фюрер заявил, что
сербские заговорщики должны быть выжжены и что при совершении
этого будут приняты жестокие меры. Фельдмаршал Кейтель после этого
добавил, что все деревни, в которых будут обнаружены партизаны,
должны быть сожжены. После этого министр иностранных дел заявил,
что Роатта не должен покидать третьей зоны, но, наоборот, должен
продвигаться, действуя в самом тесном сотрудничестве с германскими
войсками. В этой связи фельдмаршал Кейтель попросил итальянца не
считать использование хорватских войск в этой операции благоприятным
для хорватов. Рейхсминистр иностранных дел заявил в связи с этим,
что хорватский фюрер, с которым он побеседовал очень недвусмысленно,
на 100 процентов готов договориться с Италией».
Такова была ваша точка зрения на то, что сербских повстанцев
следовало выжечь?
Риббентроп: Я не понимаю вашего выражения «выжечь». Во всяком
случае, их следовало держать под замком.
Файф: Это значит, что дотла надо сжечь их деревни.
Риббентроп: Где я это говорил? Я думаю, что я этого не говорил.
Файф: Это было точкой зрения фюрера. А было это также и вашей
точкой зрения?
Риббентроп: Фюрер был очень строг в подобных делах, и я знаю,
что время от времени соответствующие инстанции, также и военные ин-
станции, должны были издавать относительно этого строгие военные
приказы. Борьба велась не на жизнь, а на смерть. Этого не следует
забывать. Это ведь была война.
Файф: Вы говорите, что это не было вашей точкой зрения? Вашей
точкой зрения не было, что так следовало обращаться с партизанами?
Тогда посмотрите на этот документ, если вы отрицаете, что так обра-
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
71
щались с женщинами и детьми. Это беседа с итальянским послом Аль-
фиери 21 февраля 1943 г. В последнем абзаце говорится:
«Продолжая, министр иностранных дел Германии подчеркнул, что
то, к чему привела политика Роатта в Хорватии, очень волнует фюрера.
Со стороны Германии оценен тот факт, что Роатта хотел сберечь итальян-
скую кровь, но полагает, что он этой политикой как бы старался изгнать
темные силы сатаны. Следовало уничтожить банды, включая мужчин,
женщин, детей, чье существование угрожает жизням немцев и итальян-
цев — мужчинам, женщинам и детям».
И вы все еще утверждаете, что не хотели, чтобы с женщинами и
детьми жестоко обращались?
Риббентроп: Если я это и сказал, то я сказал это, будучи, может
быть, крайне взволнован.
Файф: Я покажу вам еще один документ. Это запись беседы герман-
ского министра иностранных дел со статс-секретарем Вастианини в при-
сутствии послов фон Макензена и Альфиери 8 апреля 1943 г. в замке
Клейсхейм. Взгляните на начало этого документа. Вы сказали: «Пред-
положения германского министра иностранных дел о том, что эта заба-
стовка была организована британскими агентами, были энергично опро-
вергнуты Вастианини. Это были итальянские коммунисты. Имперский
министр иностранных дел ответил, что в этом случае только самые без-
жалостные методы принесут хороший результат».
Далее говорится: «Он не хотел говорить об Италии, а предпочти-
тельно об оккупированных территориях, где, как было доказано, мяг-
кими методами ничего нельзя было добиться при попытке достичь
соглашения. Тогда германский министр иностранных дел развил свою
мысль, сравнив события в Дании и Норвегии. В Норвегии были приняты
жестокие меры, которые вызвали, в особенности в Швеции, энергичные
протесты. В Греции также нужно будет принять жестокие меры, если
греки будут сопротивляться. Он придерживается такого мнения, что
демобилизованные греческие войска должны быть немедленно вывезены
из Греции и что грекам нужно показать с железной энергией, кто хозяин
в стране. Жестокие меры такого рода необходимы, если ведешь войну
против Сталина. Это не война джентльменов, а жестокая война на унич-
тожение».
Далее о Франции. После небольшого высказывания о французах вы
говорите: «Возвратившись снова к вопросу о Греции, министр иностран-
ных дел еще раз подчеркнул необходимость жестоких мер».
На третьей строчке следующего абзаца говорится: «Фюрер должен
будет принять радикальные меры на оккупированных территориях,
чтобы мобилизовать местные ресурсы рабочей силы для того, чтобы
противодействовать потенциальной мощи американского вооружения
равными силами».
Вы согласны? Это правильно отражает вашу точку зрения, что вы
требовали самых строгих мер на оккупированных территориях для того,
чтобы мобилизовать рабочую силу и увеличить военный потенциал
Германии?
Риббентроп: Я могу сказать по поводу этого документа только
следующее...
Файф: Хорошо, вы можете это сказать, но сначала ответьте на мой
вопрос. Отражают ли эти взгляды вашу точку зрения?
72 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
,*1
Риббентроп: Нет, не отражают.
Файф: Почему же вы тогда это сказали?
Риббентроп: Потому, что я в то время по поручению фюрера должен
был держать итальянцев в повиновении, так как во многих областях был
полнейший хаос и итальянцы все время пытались изменить положение
дел и, таким образом, создавали неразбериху в немецкой армии. По-
этому я должен был говорить с итальянцами очень строго. Я очень
хорошо помню это. В то время велась борьба... Итальянцы объединились
с четниками и частично вели борьбу против германских войск. Там царил
полнейший хаос. Поэтому я должен был часто несколько строже гово-
рить с дипломатами и, может быть, все 'преувеличивал.
Файф: Но ведь это не было преувеличением ни в Норвегии, ни в
Греции? Вы принимали самые жестокие меры на оккупированных тер-
риториях?
Риббентроп: Это неверно. Мы в Норвегии вообще не имели права
голоса, мы только пытались изменить положение дел. А в Дании мы
также делали все для того, чтобы предотвратить и смягчить эти жесто-
кие мероприятия, хотя отчасти они были и необходимыми, потому что
было очень много парашютистов, и т. д. Думаю, что на основании мно-
гих документов можно доказать, что я и министерство иностранных дел
делали все возможное в различных оккупированных областях, чтобы
урегулировать отношения.
Фор 1: Подсудимый, в качестве министра иностранных дел вы руко-
водили всеми дипломатическими работниками?
Риббентроп: Да.
Фор: И они руководствовались вашими инструкциями?
Риббентроп: Да.
Фор: Вчера вы заявили, что вы ответственны за действия, совер-
шенные вашими подчиненными?
Риббентроп: Да, это так.
Фор: Можете ли вы мне сказать, Бест, полномочный представитель
в Дании, также находился в вашем подчинении?
Риббентроп: Да.
Фор: Бест сообщил вам, что Гитлер отдал приказ убивать датчан
в тех случаях, когда имели место акты саботажа?
Согласно документам, которые были предъявлены Трибуналу, Бест
виделся с вами 30 декабря 1943 г. и сообщил вам, что Гитлер отдал
приказ убивать датчан в случае, если в Дании будут производиться
акты саботажа. Так ли это?
Риббентроп: Да. Против тех, кто участвовал в саботаже, нужно
было принимать такие меры. Гитлер действительно издал такой приказ.
Фор: Разве «казнить без суда лиц, являющихся террористами или
не являющихся таковыми», — это слова Беста в документе — не должно
рассматриваться как призыв к убийству?
Риббентроп: Да, это так. Гитлер хотел этого. Отдельных деталей
я не знаю.
Фор: Я вас не спрашиваю о деталях.
Риббентроп: Какие распоряжения последовали за этим, я не знаю.
Насколько мне известно, они проходили через другие инстанции.
' Представитель обвинения от Франции. — Составители.
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
73
Фор: Я отмечаю, что вы были полностью в курсе этого приказа
Гитлера, который был отдан в тот день относительно совершения этих
убийств. Таким образом, вы считали нормальным входить в правитель-
ство, главой которого был убийца?
Риббентроп: Нет, здесь имели место обстоятельства совершенно
противоположного характера. Фюрер был сам очень недоволен Бестом
и приказал другой инстанции заниматься рассмотрением этого вопроса,
так как Бест, так же как и я, были против.
Фор: Теперь о Дании. Здесь были осуществлены мероприятия
в отношении депортации евреев из страны. Вы занимались этим?
Риббентроп: О том, что было с евреями в Дании, я ничего не знаю.
Фор: Вы об этом никогда не слышали?
Риббентроп: Я помню, что я как-то говорил с Бестом об этом. Бест
сказал мне, что еврейский вопрос не имеет никакого значения в Дании.
Поэтому он не хотел предпринимать ничего особенного в отношении
евреев в Дании. Я согласился с ним в этом.
Фор: Я попрошу, чтобы вам дали документ 2375-ПС. Я хотел бы
огласить второй абзац этого документа. Документ является письменным
показанием под присягой Мильднера, который был полковником поли-
ции в Дании.
«В качестве командующего я являлся подчиненным Беста. Будучи
претив преследования евреев из-за соображений практического и мораль-
ного порядка, я запросил у Беста объяснения причины проведения этих
мероприятий.
Бест заявил мне, что министру иностранных дел империи, безусловно,
было известно о намерении Гитлера уничтожить евреев в Европе. Он
представил Гитлеру доклад по еврейскому вопросу в Дании и ходатай-
ствовал перед Гитлером о высылке евреев из Дании.
Бест также заявил мне, что Риббентроп выразил опасение, что он
не сможет нести ответственность в том случае, если евреи останутся
в Дании. Таким образом, Бест сам будет вынужден проводить в жизнь
меры, предложенные Риббентропом Гитлеру. О своей беседе с Бестом
я могу в заключение сказать, что он поддерживал с Риббентропом непо-
средственный контакт лично или по телефону».
Вы прочли это, не так ли?
Риббентроп: Все, что здесь написано, — неправильно.
Фор: Хорошо. Тогда я попрошу, чтобы вам передали документ
3688-ПС. Это — нота от 24 сентября 1942 г., подписанная Люттером,
который был вашим сотрудником. Я хотел бы зачитать вам два первых
абзаца этого документа:
«Господин министр иностранных дел отдал мне сегодня по телефону
приказ по мере возможности ускорить эвакуацию евреев из различных
стран Европы в связи с тем, что повсюду евреи настроены против нас,
и должны рассматриваться как ответственные за акты саботажа и за
покушения.
После общего доклада по вопросу об истреблении евреев, которое
производится в настоящее время в Словакии, Хорватии, Румынии и на
оккупированных территориях, министр иностранных дел отдал приказ
провести теперь эвакуацию евреев из Болгарии, Венгрии и Дании и
в связи с этим вступить в 'переговоры с датским, болгарским и венгер-
ским правительствами».
74 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
Я считаю, что этот второй документ подтверждает указания первого
о вашем участии в угоне евреев из Дании. Согласны ли вы 'с этим?
Риббентроп: Это правильно, фюрер тогда намеревался эвакуировать
евреев из Европы в Северную Африку и на Мадагаскар. Он дал мне
приказ обратиться к некоторым правительствам Европы и обсудить
с ними вопрос об эвакуации евреев из Европы. Он также поручил мне
вести с ними переговоры об удалении евреев с военных и правитель-
ственных должностей. Такие указания действительно были даны мною
министерству иностранных дел. О них было также сообщено некоторым
правительствам. Речь, как известно, шла об эвакуации евреев в одну из
частей Северной Африки. Это правильно.
Фор: Таким образом, вы признаете, что документ, подписанный
Люттером, полностью соответствует действительности и что вы отдали
приказ начать эвакуацию евреев из Дании? Ведь в письме говорится
именно об этом.
Риббентроп: Нет, это неправильно. Я не знаю этого документа
Люттера.
Фор: Отвечайте прямо на мои вопросы, чтобы не тратить много
времени. Вы придерживаетесь мнения, что оба эти документа не соответ-
ствуют действительности?
Риббентроп: Нет, этого я не сказал. Это не так. Я сказал, что я
не знаю этого документа. Правильно то, что Гитлер дал мне указание
сообщить министерству иностранных дел, чтобы оно обратилось
к отдельным правительствам с предложением разрешить еврейский
вопрос следующим образом: удалить евреев из важных правительствен-
ных учреждений и получить согласие на эвакуацию евреев из Европы.
Фор: Германское, посольство в Париже находилось в вашем подчи-
нении, не так ли?
Риббентроп: Германское посольство в Париже — вы говорите о гер-
манском посольстве при правительстве Виши—получало, конечно, ука-
зания от меня.
Фор: Перед Трибуналом уже был оглашен документ французского
обвинения 1061, в котором вы определили задачи, возлагаемые на посла
Абеца. Я напомню вам, что вы поручили Абецу взять под охрану все
произведения искусства — государственные или частные, как, например,
те, которые принадлежали евреям, в соответствии с особыми инструк-
циями, которые излагаются в этом документе. Абец выполнил эту мис-
сию, разграбив произведения искусства во Франции.
Риббентроп: Нет, это неправильно.
Фор: Тогда я попрошу, чтобы вам передали документ 3766-ПС.
Я хотел бы вместе с вами ознакомиться с несколькими строками из этого
документа. Это — доклад военной администрации, который был распро-
странен в семистах экземплярах. Он озаглавлен: «Доклад по вопросу
об изъятии французских произведений искусства германским посоль-
ством и штабом Розенберга во Франции». Если вы обратитесь к стра-
нице 3, то увидите, что пометка на полях представляется весьма пока'
зательной: «Германское посольство — попытка изъять картины из Лувраж
«Посол Абец, нарушая, таким образом, запрещение военного руко-
водства, предпринял меры для того, чтобы вывезти произведения искус-
ства из Лувра, которые были взяты на сохранение». Вы были в курсе
этого?
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА 75
Риббентроп: Нет, я утверждаю, что это не так и что посол Абец
не изъял ни одного предмета искусства из Лувра. Я хотел бы здесь
упомянуть, что однажды французское правительство хотело подарить
мне одну картину Буше, которая находилась в Лувре. Эта картина была
послана ко мне в Берлин, но я отослал эту картину.
Вот все то, что мне известно о тех картинах и других предметах
искусства, которые находились в Лувре. Я никогда не изымал ни одной
картины из Лувра, так же как и министерство иностранных дел.
Фор: Вы утверждаете, что этот доклад не соответствует действи-
тельности?
Риббентроп: У Абеца не было никаких поручений на это.
ФоД: Не правильно ли то, что в октябре 1940 года Абец связался
с вами, чтобы решить вопрос о положении евреев германского и австрий-
ского происхождения, которые находились во Франции?
Риббентроп: Этого я не знаю.
Фор: Я хочу показать вам документ ЕС-265. Это — телеграмма
Абеца, датированная 1 октября 1940 г. Я хочу огласить для вас только
первую и последнюю фразы:
«Решение еврейского вопроса на оккупированных территориях Фран-
ции требует, помимо прочих различных мер, как можно более скорого
вынесения решения в отношении евреев германского происхождения,
которые жили в империи перед началом войны».
Последняя фраза:
«Предложенные меры должны рассматриваться лишь как первый
шаг к решению всего этого вопроса. Я оставляю .за собой право делать
дальнейшие предложения. Прошу сообщить ваше согласие по телефону».
Риббентроп: Если я не ошибаюсь, в этой телеграмме речь идет
о том, чтобы австрийские и немецкие евреи были бы отправлены из
Франции в Германию и Австрию. Я с этой телеграммой не был знаком.
Я вижу ее здесь впервые и поэтому не могу дать никаких разъяснений.
Фор: Если вы посмотрите на левую часть телеграммы, то увидите
список лиц, кому она предназначалась. Всего там указано девятнадцать
адресатов, среди которых есть и вы сами. Не так ли? Ваша фамилия —
на втором месте.
Риббентроп: Я позволю себе заметить, что каждый день около четы-
рехсот, пятисот, шестисот, восьмисот таких телеграмм и писем прибывало
в мое бюро, но лишь два процента из этого числа представлялись мне.
Во всяком случае, эта телеграмма не была мне представлена.
Фор: Помимо вопроса о евреях германского и австрийского проис-
хождения ваши сотрудники и подчиненные в посольстве занимались
также и французскими евреями. До того как я вам задам вопрос, я хотел
бы огласить вам две фразы из документа, который был предъявлен Три-
буналу как французский документ № 1207. Это — отчет Даннекера, кото-
рый был уполномоченным по еврейскому вопросу во Франции. Вот что
сообщает Даннекер в заключительной части отчета:
«В этом смысле я не могу говорить по этому вопросу, не упомянув
о той, действительно дружественной поддержке, которая была нам ока-
зана в нашей работе со стороны посла Абеца и его заместителя атташе
Шлейера, а также со стороны штурмбаннфюрера советника посольства
Цейтшеля. Я хочу уточнить, что германское посольство в Париже
охотно пошло навстречу и предоставило значительную денежную сумму
,76 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
для финансирования антиеврейского института и будет продолжать на-
правлять сюда свои вклады».
Из этого документа .явствует достаточно четко, что Абец, Шлейер и
Цейтшель оказывали достаточную помощь.
Риббентроп: На этот вопрос я должен ответить: «Само собой разу-
меется». Они, конечно, занимались во Франции еврейским вопросом, это
совершенно ясно. Но я могу здесь также сказать, что французское обви-
нение, конечно, осведомлено о том, что посол Абец получал указания
от меня, но что он также действовал и по собственной инициативе. Само
собой разумеется, что посольство также участвовало во всем этом в ка-
кой-то степени, за что я и беру на себя ответственность. Но я хотел бы
еще раз повторить, что деятельность посла Абеца протекала вразрез
с моими указаниями. Если учесть антисемитскую позицию и политику
германского правительства, то станет совершенно ясно, что это отража-
лось на деятельности всех германских учреждений и что каждое из них
в какой-то степени занималось этим вопросом. Задачей министерства
иностранных дел было — действовать в духе регулирования всех возни-
кающих трудностей, после того как в министерство поступали 'соответ-
ствующие документы.
Мы часто должны были проводить мероприятия в духе антисемит-
ской политики, но мы также часто 'пытались решать эти вопросы в ком-
промиссном духе. Таким образом, за проведенные во Франции мероприя-
тия против евреев германское, посольство фактически не ответственно.
Фор: Я хотел бы обратиться к другому документу № 1210, который
является вторым докладом Даннекера от 22 февраля 1942 г.
Риббентроп: Я хотел бы сказать, что я не знаю, кто такой Даннекер.
Фор: Я вам оказал, что Даннекер был уполномоченным по еврей-
скому вопросу во Франции. Итак, на странице 3 этого документа имеется
выдержка под заголовком: «Мероприятия», — из которой я оглашаю
лишь одну фразу:
«До настоящего времени были проведены три крупных мероприятия,
направленных против парижских евреев».
Если вы обратитесь к последней странице документа, предпослед-
ний абзац, там найдете следующее: «Начиная с половины 1941 года,
каждую неделю по вторникам собирались совещания, в которых прини-
мали участие следующие отделы: 1, 2 и 3—это военное командование,
4 — германское посольство в Париже, 5 — специальный штаб рейхслей-
тера Розенберга.
В результате этих совещаний, учитывая, разумеется, некоторые,
очень редкие исключения в отдельных случаях, была получена возмож-
ность осуществления единой политики в отношении евреев на оккупиро-
ванных территориях».
Из этого документа со всей очевидностью явствует, что ваши сотруд-
ники были согласны с политикой по еврейскому вопросу, проводимой
на оккупированной территории, а эта политика заключалась в аресте
евреев. Не так ли?
Риббентроп: Насколько мне известно, они выполняли те задания,
которые получало германское посольство. И вполне понятно, что они
включались в общую политику.
Фор: Я хочу далее представить французский документ № 1220—
э'то письмо из германского посольства от 27 мая 1942 г., адресованное
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА 77
начальнику полиции безопасности и СД во Франции. Прежде чем задать
вам вопрос, я оглашаю два первых абзаца из этого письма:
«Как следствие моей беседы с гауптштурмфюрером Даннекером от
27 июня, в ходе которой последний указал, что ему необходимо в воз-
можно более короткий срок изолировать 50 тысяч евреев из неоккупиро-
ванной зоны для отправки на восток и что, с другой стороны, нужно
было поддержать мероприятие Даркье де Пельпуа, генерального упол-
номоченного по еврейскому вопросу, я тут же об этом деле сообщил
послу Абецу и советнику Рану.
Советник Ран должен после полудня встретиться с президентом Ла-
валем. Он (Ран) обещал мне, что тут же переговорит с ним об отправке
50 тысяч евреев, а также о предоставлении специальных полномочий
Даркье де Пельпуа, в соответствии с уже изданными законами о немед-
ленном предоставлении ему обещанного доверия».
Был ли вам известен этот демарш относительно 50 тысяч евреев?
Риббентроп:. Нет, я об этом ничего не знал.
Фор: Если ваши сотрудники Абец, Ран и Шлейер предпринимали
подобные шаги, не информируя вас о них, то не объясняется ли это тем.
что они считали, что действуют в духе ваших общих инструкций?
Риббентроп: Они в Париже действовали весьма самостоятельно.
Но я еще раз заявляю: за все то, что они сделали, я беру на себя пол-
ную ответственность.
Фор: Во время допроса вашего свидетеля Штейнграхта представи-
тель английского обвинения предъявил документ № 3319-ПС. Я обра-
щаюсь к этому документу в связи с таким вопросом.
В этом документе имеется протокол заседания или совещания, на
котором присутствовали 'все лица, связанные с решением еврейского
вопроса, находившиеся в различных дипломатических миссиях в Европе.
Это совещание состоялось 3—4 апреля 1944 г. в Крумухюбеле. Это сове-
щание было созвано Шлейером. Об этом уже говорилось здесь. Я пола-
гаю, вы знали об этом совещании?
Риббентроп: Я об этом слышу в первый раз.
Фор: Вы показали, что вам не было известно об этом совещании, на
котором присутствовал тридцать один человек, причем почти все они
принадлежали к дипломатическому корпусу. Я вам указываю, что в ходе
этого совещания советник посольства фон Тадден сделал заявление,
которое было записано в следующей форме:
«Оратор изложил, почему нужно отказаться от решения еврейского
вопроса в связи с Палестиной и от других подобных решений и почему
следует осуществить депортацию евреев на восточные территории».
Я утверждаю, что это заявление, которое было сделано советником
посольства перед тридцатью одним человеком, которые находились
в вашем министерстве, полностью освещает ваше отношение к этому
вопросу
Риббентроп: Я еще раз указываю на то, что я ничего не знаю
о совещании, которое якобы состоялось по этому вопросу.
Фор: Было ли доведено до вашего сведения то, что итальянские
власти во Франции оказывали поддержку евреям в связи с преследова-
ниями их немцами?
Риббентроп: Да, я помню, что там действительно что-то такое
было, но точно сейчас я сказать не могу.
78
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
Фор: Предприняли ли вы какие-либо шаги, обратившись к итальян-
скому правительству в связи с этим?
Риббентроп: Я помню, что я как-то раз говорил или с Муссолини,
или с Чиано о том, что во Франции в последнее время имели место
акты саботажа. Тогда же мы затронули еврейский вопрос.
Фор: Я прошу', чтобы вам показали документ Д-734. Эта нота оза-
главлена: «Отчет о беседе между имперским министром иностранных
дел и дуче в присутствии фон Макензена, Альфиери и Вастианини
25 февраля 1943 г.». Я хочу огласить второй абзац этого документа:
«Кроме того, министр иностранных дел высказался по еврейскому
вопросу следующим образом: «Дуче знает, что в отношении обращения
с евреями Германия заняла радикальную позицию. Это стало еще более
наглядно вследствие размаха, который приняла война с Россией.
Германия вывезла с немецких территорий и с территорий, оккупи-
рованных немцами, всех евреев в резервации на Восток. Он, министр
иностранных дел, знает, что эти меры рассматриваются как жестокие,
а именно так они рассматриваются противником. Тем не менее их необ-
ходимо предпринимать для того, чтобы успешно вести войну».
Я оглашу теперь следующий, четвертый абзац:
«Франция также предприняла в отношении евреев исключительно
полезные меры. Они носят временный характер. Окончательное решение
вопроса будет заключаться в депортации евреев на Восток. Он, министр
иностранных дел, знает, что в рядах итальянской армии, так же как
иногда и среди немецких военных, еврейский вопрос не всегда бывает
понят во всей его значимости. Только таким образом следует объяснить
приказ высшего командования, в соответствии с которым меры, приня-
тые французскими властями, побуждаемыми к этому немцами, в отно-
шении евреев и направленные против них, не должны были проводиться
в жизнь в итальянской зоне Франции.
Дуче возразил, что эти сведения не являются достоверными, и
заявил, что это лишь особая тактика французов, которые стремятся
вызвать разногласия между Германией и Италией».
Теперь я хочу вас спросить о следующем. Только что вы нам ска-
зали, что вы хотели вывезти всех евреев на Мадагаскар. Что, разве Ма-
дагаскар является резервацией на Востоке, о которой говорится в этом
документе?
Риббентроп: Это был план фюрера.
Фор: Вы сказали также, что вы и с Хорти беседовали по еврей-
скому вопросу.
Риббентроп: Да, я должен был несколько раз говорить с венгерским
правительством по этому вопросу, чтобы оно предприняло какие-либо
меры против евреев. Фюрер настаивал на этом. Я часто говорил по
этому вопросу с венгерским посланником. В этих беседах мы обсуждали
следующее. Я предлагал ему сконцентрировать все еврейское население
в одной части Будапешта, мне кажется, даже за Будапештом. Второй
вопрос, который мы обсуждали, был следующий. Я просил его освобо-
дить с видных правительственных должностей евреев, поскольку послед-
ние использовали свое влияние для заключения сепаратного мира.
Фор: Здесь уже был предъявлен документ, касающийся этих пере-
говоров, которые вы вели с Хорти. Это былг 17 апреля 1943 г. Это
документ Д-736.
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
79
Во время допроса вашего свидетеля Шмидта представитель англий-
ского обвинения спросил его, признает ли он, что он сам составлял этот
протокол. Это было подтверждено Шмидтом. Здесь имеется следующее
указание в конце первого абзаца.
«Министр иностранных дел заявил, что евреи должны быть либо
уничтожены, либо направлены в концентрационный лагерь. Другого
решения быть не может».
Вы действительно это сказали?
Риббентроп: Нет, в такой форме я этого не сказал. Эти записи были
сделаны посланником Шмидтом несколько дней спустя после беседы
Гитлера с Хорти. У меня действительно тогда было поручение поговорить
с венгерским правительством относительно разрешения еврейского во-
проса. Во время посещения Хорти фюрера Гитлер начал беседу на эту
тему, причем в очень откровенных тонах. После этой беседы я разгова-
ривал с посланником Шмидтом и сказал ему, что я не совсем понял
фюрера. Таким образом, я не делал тогда высказываний в такой форме.
Очевидно, Хорти сказал, что не может же он убить всех евреев. Воз-
можно, что после этого я попытался воздействовать на Хорти в том на-
правлении, чтобы он что-нибудь сделал с будапештскими евреями, чтобы
он сконцентрировал, наконец, евреев в одной части Будапешта, о чем
фюрер так давно мечтал. Может быть, в этот момент и я высказал свои
возражения, 'сделал какое-нибудь замечание.
Фор: Помимо еврейского вопроса, вы также занимались арестами
французов, не так ли?
Риббентроп: Очень возможно, что это было именно так.
Фор: Можете ли вы дать дополнительные объяснения?
Риббентроп: Нет. Я сейчас не могу припомнить никаких деталей, но
я помню, что производились аресты французов. В какой степени это
исходило от нас, я не знаю. В 1944 году, незадолго до вторжения, фюрер
издал приказ арестовать большое число авторитетных лиц, участников
движения сопротивления. Он знал, что мы также приняли участие
в этих арестах. Но сейчас я не помню более подробных деталей этих
событий.
Фор: Я хочу, чтобы вам показали сейчас документ под номером 1506.
Это письменные показания д-ра Кдохена. (Документ предъявляется
Риббентропу.) Я оглашу вам несколько выдержек из этого документа.
«В конце 1943 года,—должно быть, в декабре,—в министерстве ино-
странных дел состоялось совещание по вопросу о том, какие мероприя-
тия должны быть проведены во Франции. Так 'как я находился в Берлине,
мне предложили участвовать в этом совещании. На совещании присут-
ствовали: министр иностранных дел фон Риббентроп, государственный
секретарь Штейнграхт, посол Абец, другой сотрудник министерства ино-
странных дел, фамилию которого я забыл, начальник Зипо и СД, по-
видимому, Кальтенбруннер, представитель , военного командования
полковник Коссман, если я правильно помню. Министр сообщил сле-
дующее:
«Фюрер указывает, что отныне Франции следует уделять более вни-
мания: надо, чтобы силы противника не увеличивались, поэтому все гер-
манские службы должны выполнять свои задачи более эффективно».
Он 'видит, что в случае вторжения возрастает угроза со стороны
французских кругов, которые не хотят сотрудничать с немцами и ведут
80 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
нелегальную борьбу с Германией. Эти круги могут представлять серьез-
ную опасность для войск — такие опасные элементы должны быть обна-
ружены в сфере экономики, в научной сфере, в политической и в воен-
ной сферах, а также во всех общественных кругах, с которыми они могут
поддерживать связь. Если надо приводить цифры, то можно было бы
арестовать 2 тысячи человек или более. В момент, когда речь идет
о защите Европы от врага, нет оснований пугаться проведения таких
превентивных мер даже во Франции».
На вопрос о том, как надо действовать на практике, министр заявил,
что посол Абец возьмет на 'себя лично эту задачу немедленно и соот-
ветственно со всеми требованиями, которые встают в связи с обста-
новкой».
На этом я прекращаю оглашение документа. Признаете ли вы, что
он соответствует действительности?
Риббентроп: Да, я совершенно точно помню об этом документе. Это
был приказ фюрера, в котором говорилось о том, что необходимо при-
нять меры для устранения всех опасных элементов, которые могли бы
оказывать сопротивление в тылу германской армии. После получения
данного приказа было созвано это совещание. Фюрер хотел, чтобы были
произведены аресты большого числа лиц.
Руденко \: Подсудимый Риббентроп, в течение последних заседаний
Трибунала вы в пространной форме изложили основы внешней политики
Германии. Я задам вам несколько итоговых вопросов.
Считаете ли вы захват Чехословакии германской агрессией?
Риббентроп: Нет. Я рассматриваю это, как мне об этом говорил
фюрер, и я считаю, что это правильно, что это необходимость, которая
проистекала из географического положения Германии.
Руденко: Считаете ли вы нападение на Польшу германской агрес-
сией?
Риббентроп: Нет. Я считаю, что нападение на Польшу было вызвано
позицией других держав.
Руденко: Считаете ли вы нападение на Данию германской агрессией?
Риббентроп: Нет. Нападение на Данию, как это здесь определяется,
означает всего лишь вмешательство в дела Дании, и это, после того, что
говорил фюрер в отношении этой меры, означает всего лишь превентив-
ную меру по отношению к той высадке английских войск, которая
готовилась в то время.
Руденко: А захват Норвегии вы также не считаете агрессией?
Риббентроп: Сейчас мы говорили о Норвегии и Дании. Это было
совместное мероприятие, которое касалось и Дании, и Норвегии.
Руденко: Считаете ли вы нападение на Бельгию, Голландию и Лю-
ксембург германской агрессией?
Риббентроп: Это тот же вопрос: Я должен опять ответить: «нет».
Руденко: Считаете ли вы нападение на Грецию германской
агрессией?
Риббентроп: Я считаю, что нет.
Руденко: Считаете ли вы нападение на Советский Союз германской
агрессией?
' Р. А. Руденко — Главный обвинитель от СССР на Нюрнбергском процессе. —
Составители.
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
81
Риббентроп: Нет. В буквальном смысле этого слова это не была
агрессия.
Руденко: Вы говорите, что в буквальном смысле слова это не была
агрессия, а в каком смысле слова это была агрессия?
Риббентроп: Разрешите мне сделать пояснение по этому вопросу.
Агрессия — это очень сложное понятие. Речь идет о превентивной войне,
ибо то, что мы напали, — действительно нельзя оспаривать.
Руденко: В своих показаниях вы неоднократно делали заявление
о том, что, преследуя мирные цели, вы считали необходимым ряд спор-
ных вопросов решить дипломатическим путем. Повидимому, эти пока-
зания являются лицемерием?
Риббентроп: Нет. Я никогда не говорил, что вообще речь не идет
ни о какой агрессии.
Руденко: Теперь я вас попрошу ответить вот на какой вопрос. Вы
представили Трибуналу документ под номером 311. Это характеристика
Гитлера, озаглавленная: «Личность фюрера». На странице 5 этого доку-
мента вы, характеризуя Гитлера, сообщаете о следующем: «После
победы над Польшей, вследствие влияния, которое, по моему мнению,
следует приписать Гиммлеру, пошли дальше, то есть в направлении
установления гегемонии Германии в Европе». Вы помните такое место
из этого документа, подсудимый Риббентроп? Этот документ написан
вами?
Риббентроп: Да.
Руденко: Кем, кроме Гитлера, был подписан указ о Судетской обла-
сти от 21 ноября 1938 г.? Вы можете припомнить?
Риббентроп: Я не знаю, какой приказ вы имеете в виду. Разрешите
мне прочесть его. (Риббентропу передают документ.)
Руденко: Вы припоминаете, что вы действительно подписывали этот
закон?
Риббентроп: Да, безусловно. Если здесь есть моя подписи, то, оче-
видно, это было так. Однако в деталях я не помню об этом.
Руденко: Кем, кроме Гитлера, был подписан указ о протекторате
Богемии и Моравии от 16 марта 1939 г., которым, по существу, был
ликвидирован всякий намек на государственный суверенитет Чехословац-
кой республики?
Риббентроп: Мне кажется, что я также подписал этот указ.
Руденко: Вы также подписали указ от 12 октября 1939 г. об управ-
лении оккупированными польскими областями. Вы помните это?
Риббентроп: 12 октября 1939 г.? Нет, не помню. Я подписал очень
много документов в эти годы. Подробностей я уже не помню.
Руденко: Также значится ваша подпись под указом от 18 мая 1940г.
о присоединении к Германии бельгийских областей Эльжен и Мальмеди.
Я поставил эти вопросы для того, чтобы заключить следующим вопро-
сом. Правильно ли будет констатировать, что всякий раз, когда гитле-
ровское правительство пыталось указом создать видимость обоснования
своих территориальных захватов, под таким указом появлялась подпись
рейхсминистра Риббентропа?
Риббентроп: Мне кажется, что это не так. Если предпринимались
какие-либо территориальные изменения, то в этом отношении приказы
издавал фюрер, и, как видно из этих документов, министры, которых
в какой-либо степени касались эти вопросы, подписывали также эти
в Нюрнбергский процесс, т. II
82 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
документы — само собой разумеется, что я тоже подписывал большин-
ство этих документов.
Руденко: Я вас просил бы ознакомиться с документом, который уже
представлен Трибуналу в качестве доказательства под номером
СССР-120. Это—ваше соглашение с Гиммлером об организации разве-
дывательной работы. Это — пространный документ, и я просил бы вас
ознакомиться с пунктом 6 этого документа. В нем говорится:
«Министерство иностранных дел оказывает секретной разведыва-
тельной службе всякую возможную помощь. Имперский министр ино-
странных дел будет, поскольку это будет терпимо во внешнеполитиче-
ском отношении, включать определенных сотрудников разведывательной
службы в состав заграничных представительств». Я опускаю еще один
длинный абзац и читаю заключительный: «Ответственный сотрудник
разведывательной службы регулярно информирует главу миссии обо
всех существенных вопросах деятельности секретной разведывательной
службы в данной стране». Вы подписали такое соглашение, не правда ли?
Риббентроп: Да.
Руденко: Таким образом, следует констатировать, что заграничный
аппарат министерства иностранных дел Германии занимался шпионажем.
Риббентроп: Нет, в этом отношении этого нельзя утверждать и, соб-
ственно, по следующим причинам. Между Гиммлером и мной имелись
противоречия в отношении разведывательной службы за границей.
Затам благодаря усилиям Кальтенбруннера удалось подписать это со-
глашение. При этом предусматривалось сотрудничество, и я ни в коем
случае ня отрицаю, что при этом имелось намерение также использовать
людей, которые относились к разведывательной службе, в нашем
аппарате.
.Рубен/со: Вспоминаете ли вы письмо подсудимого Кальтенбруннера,
в котором он просит у вас миллион туманов для подкупов в Иране?
Риббентроп: Да, так точно, я вспоминаю об этом. Мне кажется, что
тогда для этого, была выделена известная сумма.
Руденко: Деньги были предоставлены в распоряжение Кальтен-
бруннера? •
Риббентроп: Я не помню точно. Но мне кажется, что я дал распоря-
жение министерству иностранных дел, чтобы была оказана финансовая
помощь. Это верно.
Руденко: Вы показали, что уже в августе—сентябре 1940 года
в замке Фушле вы встретились с подсудимым Кейтелем для обсужде-
ния меморандума о возможном выступлении Германии против Совет-
ского Союза. Следовательно, почти за год до нападения на Советский!
Союз вы были осведомлены об этом нападении? 1
Риббентроп: Нет, это неправильно. Подсудимый Кейтель тогда дей-
ствительно был у меня в Фушле, говорил со мной о том, что фюрер ¦имеет некоторые сомнения в отношении России, что имеется возможность
военного конфликта, что это нельзя оставить без внимания. Он, со своей
стороны, написал меморандум и хотел переговорить об этом с фюрером.
У него были опасения в отношении возможности конфликта на Востоке,
и он просил меня подействовать в этом отношении на фюрера. Я обещал!
ему это.
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
83
Однако о каком-либо нападении или о планах нападения речи
не было. Это было скорее, я бы сказал, совещание, носившее характер
совещания в генеральном штабе. .0 конкретных вещах он ничего
не говорил.
Руденко: Вы ответили Кейтелю во время этой беседы, что вы вы-
скажете свои сомнения по поводу войны с СССР Гитлеру. Вы об этом
сейчас тоже заявили. Вы имели на эту тему беседу с Гитлером?
Риббентроп: Я несколько раз говорил с Гитлером на ,эту тему, и
в этом случае я ему говорил об опасности превентивной войны. Гитлер
высказал мне свои сомнения, о которых я уже говорил.
Руденко: Вам было известно, что так называемая «Зеленая папка»
подсудимого Геринга, содержавшая указания об ограблении и эксплуа-
тации временно оккупированных областей Советского Союза, была под-
готовлена задолго до нападения на Советский Союз?
Риббентроп: Нет, я этого не знал. Название «Зеленая папка» я услы-
шал в первый раз только здесь.
Руденко: Вам известно, что до войны были разработаны директивы
об истреблении мирного советского населения?
Риббентроп: Нет. Об этом я также не знал.
Руденко: А когда вы узнали об этом?
Риббентроп: О таких планах я вообще ничего не знал.
Руденко: А о директивах о подсудности в районе «Барбаросса» вы,
очевидно, знали?
Риббентроп: В отношении чего? Я не понял последнего вопроса.
Руденко: О подсудности в районе «Барбаросса». Это — приложение
к плану «Барбаросса».
Риббентроп: Я должен сказать, что этой темой я лично никогда не
занимался. Возможно, что какой-либо орган моего министерства и зани-
мался этим, но я, насколько помню, не занимался вопросами подсудно-
сти, так как с момента начала военных действий с Советским Союзом
министерство иностранных дел не занималось вопросами, связанными
с этой областью.
Руденко: Я просил бы вас ознакомиться с телеграммой от 10 июля
• 1941 г., в 14 часов 51 минуту, германскому послу в Токио. Мы предъ-
являем этот документ под номером СССР-446. Вы должны помнить эту
телеграмму. Я оглашаю ее: «Я прошу вас всеми находящимися в вашем
распоряжении средствами повлиять на Мацуока, чтобы как можно бы-
стрее Япония вступила в войну с Россией. Чем быстрее произойдет это,
тем лучше. Конечной целью должно оставаться и в дальнейшем то, что
Япония и мы перед наступлением зимы протянем друг другу руки на
Сибирской железной дороге. С крахом России позиции держав оси во
всем мире будут настолько гигантскими, что вопрос краха Англии или
полного уничтожения английских островов будет являться только вопро-
сом времени».
Риббентроп: Да, я нашел это место.
Руденко: Это что, одно из ваших усилий по локализации войны?
Риббентроп: Война с Россией уже началась, и я тогда пытался —
• фюрер был того же мнения — втянуть Японию в войну против России,,
б*
.84 .- . . ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
.для того чтобы по возможности быстрее закончить войну с Россией. Та-
ково было содержание телеграммы.
Руденко: Это не только позиция фюрера, но и ваша позиция, как
министра иностранных дел в то время?
Риббентроп: Да.
Руденко: Вы подтверждаете, что никогда ничего не слышали о же-
стокостях, творившихся в концентрационных лагерях?
Риббентроп: Да, это правильно.
Руденко: Во время войны вы как министр иностранных дел зна-
комились с иностранной печатью, с иностранными газетами. Известно ли
было вам, что сообщалось в заграничной прессе?
Риббентроп: Нет, это только в некоторой степени правильно.
Руденко: Известны ли вам были ноты министра иностранных дел
Советского Союза Молотова о злодеяниях немецких фашистов на вре-
менно оккупированных территориях Советского Союза, об угоне в рабство
советских людей, об ограблении?
Риббентроп: Эта нота, мне кажется, дошла до меня по дипломати-
ческим каналам. Я уже не помню точно, но возможно, что это было мне
передано через телеграфные агентства. Во всяком случае, я вспоминаю,
что тогда (мне кажется, речь шла даже о нескольких нотах, а одну
из них я очень хорошо помню) я показал ее фюреру.
Руденко: Меня прежде всего интересовал один основной факт—
установить, что вы были осведомлены о нотах министерства иностранных
дел Советского Союза.
Скажите, вам известно, что миллионы граждан угонялись в рабство
в Германию?
Риббентроп: Нет, об этом я не знаю.
Руденко: А что в Германии эти граждане находились и использо-
вались как рабы — это вам было известно?
Риббентроп: Нет.
Руденко: Я вас прошу ознакомиться с показаниями Нормана Пауля
Ферстера. Этот документ представляется под номером СССР-445.
Обратите внимание на страницу 3 показаний Ферстера. Там
говорится:
«В августе 1941 года я прибыл по указанному адресу в город Берлин
"и узнал, что я назначен в зондеркоманду СС министерства иностранных
дел. Прежде в команде было 80—100 человек, а потом 300—400 человек
личного состава. Позднее зондеркоманда была переименована в батальон
особого назначения министерства иностранных дел. Бароном фон Кюн-
стбергом я был принят в помещении, принадлежавшем министерству
иностранных дел, где была размещена зондеркоманда. Он мне разъ-
яснил, что зондеркоманда создана по указанию министра иностран-
ных дел Германии фон Риббентропа. По указанию фон Риббентропа, —
говорил Кюнстберг, — наша зондеркоманда должна следовать на окку-
пированные территории с передовыми частями, с таким расчетом, чтобы
сохранить культурные ценности (музеи, библиотеки, научно-исследова-
.тельские институты, картинные галереи и т. д.) от разгрома и уничто-
жения немецких солдат, с тем, чтобы затем все эти ценности реквизи-
ровать и вывезти в Германию...
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО РИББЕНТРОПА
85
...5 августа 1941 г. вечером в присутствии Ыицше, Паульзена, Либера,
Кралена, Роша... и других фон Кюнстберг показал личный приказ фон
Риббентропа основательно прочесывать в России все научные учрежде-
ния, институты, библиотеки, дворцы, перетрясти архивы, забирать все,
что имеет определенную ценность»...
Вы нашли это место в показаниях?
Риббентроп: Да.
Руденко: Вы знаете, что существовал такой батальон министерства
иностранных дел и что по вашему указанию он занимался, как говори-
лось здесь, в документе, «сохранением культурных ценностей»?
Риббентроп: Так, как написано в этом документе, — это непра-
вильно. Правильным является следующее:
Фон Кюнстберг является человеком, который вместе с некоторыми
сотрудниками уже задолго до русской кампании получил поручение
(речь шла тогда о Франции) —собирать важные документы, .которые
могут иметь значение для нас, реквизировать их. Я одновременно хотел
бы сказать, что у него было поручение заботиться о том, чтобы здесь не
проводилось ненужных разрушений памятников искусства и т. д. Но от
меня он не получал задания направлять эти вещи в Германию или гра-
бить их. Я не знаю, каким образом были даны эти показания, во всяком
случае, они не соответствуют действительности.
Руденко: Я обращусь к документу — это письмо подсудимого Ге-
ринга на имя подсудимого Розенберга, — представленному уже Трибу-
налу под номером ПС-1985. Я оглашу это письмо подсудимого Геринга,
адресованное подсудимому Розанбергу. Он пишет;
«После долгих поисков я особенно приветствовал, когда, наконец,
было избрано место для коллекций, хотя я должен указать, что также
и другие инстанции ссылаются на полномочия фюрера. Так, в первую
очередь это относится к имперскому министру иностранных дел, напра-
вившему уже несколько месяцев назад циркуляр во все инстанции,
которым он, между прочим, говорит, что ему переданы полномочия на
сохранение культурных ценностей в оккупированных областях».
Вы не помните этого письма?
Риббентроп: Я не знаю, при каких обстоятельствах было написано
это письмо Герингом. Этого я не знаю. Во всяком случае, если там гово-
рилось о каких-либо полномочиях или о чем-либо другом, то речь могла
итти только о том, чтобы эти произведения искусства сохранялись.
Руденко: Вы были министром иностранных дел фашистской Гер-
мании с 4 февраля 1938 г. Ваш приход на этот пост совпал с началом
периода, когда Гитлер предпринял ряд внешнеполитических акций, при-
ведших в конечном счете к мировой войне. Возникает вопрос, почему
Гитлер назначил вас министром иностранных дел как раз перед нача-
лом осуществления широкой программы агрессии? Не находите ли вы,
что он считал вас самым подходящим человеком для этого, с которым
у него не может возникнуть разногласий?
Риббентроп: О мыслях Гитлера я ничего не могу сказать. Он ничего
мне не рассказывал об этом. Он знал, что я был его верным сотрудни-
ком, и он знал, что я придерживался того же мнения, как и он, что
необходимо создать сильную Германию. Больше я ничего не могу
сказать.
86 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ПАПЕНА
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ПАПЕНА
[Из стенограммы заседания Международного Военного Трибунала
от 18—19 июня 1946 г.}
Файф1: Помните ли вы о том, что в своих показаниях от 19 сен-
тября прошлого года вы высказали точку зрения, что Гитлер был самым
большим мерзавцем, которого вы когда-либо видели в своей жизни?
Папен: Это вполне верно. Это мое мнение, которое у меня сложи-
лось после того, как я узнал о всех этих преступлениях.
Файф: Это было 19 сентября 1945 г. Но меня больше интересует
ваш следующий ответ. Не это ли вы ответили на вопрос о том, когда вы
пришли к выводу, что Гитлер был самым большим мерзавцем, которого
вы когда-либо видели в своей жизни: «Только после того как я узнал,
какие факты послужили для него поводом начать войну», — вы помните,
что вы так сказали?
Папен: Да.
Файф: Не потребовалось ли вам слишком много времени для того,
чтобы разгадать эту довольно очевидную истину после вашего близкого
сотрудничества с Гитлером?
Папен: Мое мнение о Гитлере, о его внутриполитическом значении
создалось у меня после 30 июня 1934 г. Однако я мог полагать, как и
все другие, что в области внешней политики он будет разумнее, и этого
мнения я придерживался до Мюнхенского соглашения.
Файф: Давайте посмотрим, не было ли у вас возможности прийти
к этой точке зрения значительно раньше. Когда вы в 1932 году были
рейхсканцлером, вы должны были ознакомиться с людьми, целями и ме-
тодами нацистской партии? Не так ли?
Папен: Да.
Файф: И вы это сделали, не так ли?
Папен: Да.
Файф: И вы помните, — я не хочу терять времени и ссылаться на
соответствующий документ, но вы можете считать точной цитатой то, что
16 ноября 1932 г. в письме к вам Гитлер сказал: «Вы должны знать,
каково мировоззрение мое и моей партии».
Папен: Да, конечно, я знал, какие цели преследовала его партия.
Однако разрешите мне добавить, что если какая-либо партия вступает
в коалицию с другой партией, то она должна многое вычеркнуть из своей
программы и принять коалиционную программу. Это и сделал 30 января
Гитлер.
Файф: Да, но прежде чем мы перейдем к 30 января, я ХОЧУ спросить
вас, каково было ваше мнение в 1932 году? В 1932 году, когда вы зани-
мали пост канцлера, вы очень мало сомневались в том, что, если бы Гит-
лер пришел к власти, Германии угрожала бы опасность подпасть под
управление насильственными, неконституционными методами. Не так ли?
Папен: Без сомнения, программа национал-социалистов в этом отно-
шении была «революционной». Однако я подробно изложил суду, что
все эти вынужденные меры, к которым прибегли 30 января, явились ре-
зультатом необходимости принятия общих мер безопасности. Была со-
• Заместитель Главного обвинителя от Великобритании. — Составители.
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ПАПЕНА 87
здана совместная коалиционная программа, которая, по нашему мне-
нию, исключала некоторые упомянутые вами опасные пункты его
программы.
Файф: В середине 1932 года президент Гинденбург решительно при-
держивался того мнения, что было бы весьма опасно передать власть
в руки Гитлеру, не так ли?
Папен: Да, он действительно придерживался мнения, что Гитлера
следовало контролировать путем ограничения его полномочий.
Файф: Я хочу только привести вам одну фразу из письменных пока-
заний под присягой.
Это уже было позднее, в августе 1932 года. В заявлении Мейснера
говорится:
«Гинденбург заявил, что в связи с напряженной обстановкой он но
может с чистой совестью рисковать передачей государственной власти
новой партии, каковой является национал-социалистская партия, которая
не представляет собой большинства и которая нетерпима, шумлива и
недисциплинированна».
Это довольно умеренное высказывание со стороны президента импе-
рии, принимая во внимание то время, когда это говорилось, не правда ли?
Папен: Да.
Файф: Я сейчас не говорю о коалиции. Я говорю сейчас о том, что
случилось бы, если бы национал-социалисты сами взяли власть в свои
руки... Вам было совершенно ясно, что в этом случае они, будучи не осо-
бенно щепетильными людьми, быстро бы разделались со своими полити-
ческими противниками, не правда ли?
Папен: Этого нельзя сказать. В политической жизни всегда положе-
ние таково, что радикальной партии и вообще любой партии, но в осо-
бенности радикальной партии, если она приходит к власти и становится
ответственной партией, приходится очень многое вычеркнуть из своей
программы. Это мы, скажем, можем наблюдать на примере социалисти-
ческих партий всех стран.
Файф: Правда ли, что, как заявил под присягой подсудимый Геринг,
в 1932 году он говорил вам, что независимо от того, как будут действо-
вать нацисты, Гитлер не будет, во всяком случае, занимать второго места,
не будет одним из «вице». По словам Геринга, Гитлер сокрушил бы вся-
кое политическое устройство, которое бы не обеспечило ему первенства.
Папен: Да, об этом Гитлер мне сам неоднократно заявлял.
Файф: И поэтому вы поняли, что Гитлер и его сообщники хотели,
чтобы им была предоставлена полная возможность претворять в жизнь
•свои цели и свою программу, не так ли?
Папен: Нет, об этом я не знал. Это вывод, который сделали вы здесь
и который вовсе не соответствовал тогдашним условиям. Вам нужно лишь
прочесть правительственную программу нашей коалиции от 1 февраля.
Файф: Я в свое время обращусь к периоду вашей коалиции. Но
в настоящее время я хочу задать вам один-два вопроса о вашем мнении
о Гитлере и о мнении Гинденбурга о Гитлере в 1932 году, так как я хочу
очень кратко суммировать события этого периода и разбить их на не-
сколько резко очерченных стадий.
Я все еще споашиваю о 1932 годе. Мой вопрос к вам был таков:
осознавали ли вы, что в том случае, если Гитлер и его соратники придут
к власти, захватить которую они хотели, они удовлетворятся лишь в том
88 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ПАПЕНА
случае, если им представится полная возможность претворить в жизнь
свои намерения и свою программу?
Папен: Нет, об этом я не знал, иначе я не сделал бы попытки
в 1933 году привлечь их к составлению общей коалиционной программы.
Файф: Но я хочу еще раз точно сформулировать, что, по вашему
мнению, было прежде всего необходимо для Германии во второй поло-
вине 1932 года: ликвидация политических разногласий и внутренней
борьбы и укрепление отношений с западными державами в целях ослаб-
ления Версальских требований? Таким образом, вашим первым шагом
в осуществлении этих целей было обращение к Гитлеру в августе 1932 го-
да с предложением стать вице-канцлером в вашем правительстве не
так ли?
Папен: Совершенно верно.
Файф: Гитлер отказался от этого предложения и отказался от него
вторично, когда вы возобновили его в ноябре 1932 года, это так?
Папен: Да.
Файф: Чтобы не тратить слишком много времени, я хочу лишь вы-
яснить, правильно ли говорится об этом в параграфах. 5 и 6 аффиде-
вита ' Мейснера. Я кратко изложу вам содержание этого аффидевита.
В аффидевите говорится, что в ноябре 1932 года вы думали, что общая
ситуация и нацистская партия, в частности, могли бы находиться под
контролем, если бы президент дал вам полномочия издавать декреты по
статье 48 и обеспечил бы вам поддержку имперских вооруженных сил и
полиции. Но в то время генерал фон Шлейхер возражал против этого,
так как он считал, что имперские вооруженные силы были не в состоя-
нии поддерживать порядок в Германии. Это правильно?
Папен: Это неверно в том отношении, что это событие не может быть
согласовано с какой-либо статьей конституции, а просто являлось нару-
шением конституции. В остальном это верно.
Файф: Может быть, ему пришло бы в голову использовать внекон-
ституционные методы для поддержания контроля, вы это имеете в виду?
Папен: Да. Как я здесь уже сказал, это поручение он дал мне 1 де-
кабря.
Файф: Но ведь фактически Мейснер прав, говоря, что после неудач-
ной попытки ввести Гитлера в свое правительство вы хотели продолжать
управление страной, пользуясь правом издавать декреты и путем осу-
ществления контроля над имперскими вооруженными силами; правильно,
что генерал фон Шлейхер заявил, что это неосуществимо?
Папен: Нет, это неверно. После того как президент Гинденбург ре-
шил, что он не будет нарушать конституцию, он, как известно, назначил
генерала Шлейхера рейхсканцлером. Фон Шлейхер хотел тогда путем
раскола партии создать большинство, и я, конечно, поддерживал эту по-
пытку фон Шлейхера.
Файф: Я хочу привести вам собственные слова Мейснера. Это пара-
граф 5 показаний свидетеля.
...«Вторичное назначение президентом Гинденбургом Палена на пост
канцлера, очевидно, было бы возможно, если бы он был готов начать от-
крытую борьбу против национал-социалистов, что означало бы угрозу
применения насилия или даже фактическое его применение. Почти до
Письменные показания, данные под присягой. — Составители.
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ПАПЕНА
89
самого ухода со своего поста Папен и некоторые другие министры согла-
шались с необходимостью вести усиленную борьбу против нацистов пу-
тем использования всех имеющихся у государства средств, основываясь
на параграфе 48 конституции, даже в том случае, если это могло приве-
сти к вооруженному конфликту. Однако другие министры придержива-
лись того мнения, что этот путь приведет к гражданской войне.
Это решение было выдвинуто Шлейхером, который в первое время
прилагал весьма энергичные меры против национал-социалистов, даже
в том случае, если это повлекло бы за собой использование полиции и
армии. Затем, на решающем заседании кабинета министров он отказался
от этой мысли и объявил, что готов согласиться с Гитлером».
Это правильно?
Папен: Отчасти правильно, отчасти нет.
Файф: Скажите нам как можно короче, какую часть аффидевита вы
считаете неправильной?
Папен: Мое повторное назначение на пост канцлера Гинденбургом
было бы, по мнению Мейснера, возможно, если бы я изъявил готовность
вести открытую борьбу против нацистов. Это исторически неверно, ибо'
1 декабря я предложил Гинденбургу совершить нарушение конституции
и тем самым начать открытую борьбу против нацистов. Фон Шлейхер
не был согласен с этим.
Файф: В интересах последовательности я прошу вас обратиться к па-
раграфу 6 этого же документа. Читаю выдержку, которая начинается
словами:
«Когда стало ясно, что Гитлер не хочет войти в кабинет Шлейхера
и что Шлейхер со своей стороны не может произвести раскол национал-
социалистской партии, — что он надеялся сделать при помощи Грегора
Штрассера, — политика, благодаря которой Шлейхер был назначен канц-
лером, потерпела крах. Шлейхер понимал, что Гитлер не может простить
ему его попытку произвести раскол партии и поэтому никогда не согла-
сится сотрудничать с ним. Поэтому он переменил свое решение и пришел
к выводу, что нужно бороться с нацистами; это означало, что он хочет
следовать политике, против которой он резко возражал за несколько не-
цель до этого, когда ее предложил фон Папен».
Это правильно?
Папен: Это совершенно верно.
Файф: Теперь мне хотелось бы внести во все это окончательную
ясность. Вы сказали нам, что вы впервые обратились к Гитлеру лишь
в августе, но до этого времени вам уже удалось узаконить положение
СА и СС—организаций, которые канцлер Брюнинг объявил нелегаль-
ными. Вы сделали это 14 июня, не так ли?
Папен: Да, я отменил запрет, однако лишь на четыре недели.
Файф: Вы считали, что правильно было отменить запрет в отноше-
нии СА, которая наводила ужас на улицы?
Папен: Я разъяснял суду, каким образом дело дошло до этого за-
прета. Целью отмены этого запрета было побудить Гитлера и его партию
согласиться с существованием моего кабинета. Вторая причина заключа-
лась в том, что роспуск этих боевых организаций являлся односторонним
актом, так как одновременно не были распущены социалистические и
коммунистические организации.
• Файф: 20 июля вы силой избавились от правительства Брауна—Зе-;
90 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ПАПЕНА
веринга и взяли в свои руки управление Пруссией и прусской полицией?
Папен: Это нельзя формулировать в таких выражениях.
Файф: Но фактически вы ведь избавились от правительства Брауна—
Зеверинга и взяли в свои руки управление Пруссией и прусской поли-
цией, не так ли?
Папен: Я не имел в своих руках прусской полиции. Прусская поли-
ция находилась под руководством комиссара Пруссии, которого я на-
значил.
Файф: Согласно Веймарской конституции, вы как канцлер имели
право диктовать линию общей политики, в то время как комиссар Прус-
сии и все остальные министры должны были следовать указанной вами
общей политике, не так ли?
Папен: После того как я назначил комиссара, я имел право опреде-
лять основную линию в политике Пруссии.
Файф: Сейчас я хотел бы, чтобы вы взглянули на речь, произнесен-
ную вами в Эссене в ноябре 1933 года, где вы упоминаете о периоде,
о котором сейчас идет речь. Вы видите первые слова:
«С тех пор как провидение призвало меня стать пионером воскресе-
ния нации и возрождения нашего отечества, я всеми силами пытался под-
держать деятельность национал-социалистского движения и его руково-
дителей».
Это правильно?
Папен: Безусловно, да.
Файф: Я лишь спросил вас, правильно ли это. Я, возможно, опять
вернусь к этой цитате. «Подобно тому, как в то время, когда я принял
канцлерство» (речь идет о вас, о том, что вы приняли канцлерство),
«я выступал за то, чтобы открыть путь к власти молодому борющемуся
освободительному движению».
Таким образом, ваша поддержка «молодого борющегося освободи-
тельного движения» в его стремлении к власти заключалась в том, что
вы узаконили существование СА, выгнали из Пруссии умеренное прави-
тельство и централизовали контроль полиции?
Папен: Нет. Это очень плохая параллель.
Файф: Остановитесь на этом и скажите мне, действительно ли вы
ничего этого не делали. Расскажите Трибуналу, как именно вы прокла-
дывали путь к власти для «молодого борющегося освободительного дви-
жения», если вы делали это не так, как я вам только что указывал?
Папен: Да, об этом я скажу очень точно. Программа национал-со-
циалистской партии предусматривала освобождение Германии от дискри-
минации, причиной которой был Версальский договор. Я об этом говорил
здесь очень подробно. Я показал, какие усилия я сам предпринимал для
того, чтобы в этом отношении добиться соглашения с великими держа-
вами. Мы хотели из второразрядной нации снова стать великой дер-
жавой. Таков был смысл этих мероприятий.
Файф: Подсудимый, я не хочу вас останавливать, и Трибунал даст
вам возможность повторить все, что вы говорили по этому поводу, но я
хочу, чтобы вы ответили на мой вопрос. ЕСЛИ! я сделал неправильное за-
ключение, заявив, что два приведенных мною ранее примера вашей дея-
тельности представляют собой иллюстрацию той поддержки, которую вы
оказывали этому движению, я попрошу вас очень коротко рассказать
здесь, что же еще вы делали для того, чтобы подготовить почву этому
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ПАПЕНА
91
«борющемуся освободительному движению»? Вот в чем заключается мой
вопрос. Что же вы делали?
Папен: Два раза я предлагал Гитлеру вступить в мое собственное
правительство, и, когда в конце января 1933 года из создавшегося поло-
жения не было больше никакого иного выхода, я по просьбе Гинден-
бурга пошел на коалицию с национал-социалистской партией.
Файф: Скажите, вы в то время верили, что Гитлер был совершенно
необходим для Германии?
Папен: Я считал, что человек» который в марте 1932 года, то есть
прежде, чем я, пришел в правительство, получил на президентских выбо-
рах 36,8 процента всех голосов, — что этот человек и его партия должны
быть включены в ответственную правительственную деятельность.
Файф: Но, помимо его успеха на выборах, считали ли вы, что Гит-
лер, принимая во внимание его личные качества, его цели и его про-
грамму, был в то время необходим для Германии?
Папен: Я не знал, каким образом можно справиться полицейским
путем с партией, которая получила 36,8 процента всех голосов.
Файф: Посмотрите на ваши собственные слова в следующем пара-
графе этого письма. Здесь вы, очевидно, имеете в виду не только его
успех на выборах:
«Милосердный господь благословил Германию, дав ей в очень тяже-
лые времена руководителя, который, уверенно полагаясь на свой инстинкт
государственного деятеля, проведет ее через трудности и опасности
к светлому и счастливому будущему».
Это было, не будем называть его экстравагантным, но, во всяком
случае, весьма сильным выражением со стороны бывшего кавалерийского
офицера для характеристики политического деятеля, если он действи-
тельно не думал или если он не хотел заставить других людей думать,
что он твердо верил в него. Вы действительно имели в виду то, что вы
там говорили?
Папен: Об этом я могу сказать следующее. После того как я всту-
пил в коалицию с Гитлером, я был убежден, что он будет выполнять
этот коалиционный пакт, и я часто неоднократно и не только в этой речи
тогда говорил о своем доверии к Гитлеру и общей программе. Почему
я именно в этой речи выступил за него, — это я уже сказал Суду. Здесь
речь шла о том, чтобы констатировать, и притом перед всем миром, что
торжественное заявление Гитлера о том, что он будет поддерживать мир,
было серьезным заявлением.
Файф: Вы должны понять, подсудимый, что я вас спрашиваю о сле-
дующем: в течение первых месяцев вашего пребывания на посту канц-
лера вы предприняли шаги к тому и пытались, чтобы Гитлер пошел
вместе с вами. Когда он во второй раз отказался от этого, вы, судя по
показаниям Мейснера, готовы были применить силу против него. Когда
при поддержке Шлейхера это оказалось для вас возможным, вы ушли
в отставку. Когда Шлейхер занял ваше место и столкнулся с трудно-
стями, вы снова обратились к Гитлеру. Вот о чем я вам говорю; и имен-
но по вашей просьбе, не правда ли? — вы и Гитлер собрались для сове-
щания в доме Курта фон Шредера 4 января 1933 г.
Папен: Нет, это совершенно неверное понимание. К сожалению, суд
не разрешил, чтобы я рассказал об этой встрече 4 января.
92 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ПАПЕНА
Файф: Значит, вы не соглашаетесь с фон Шредером в том, что это
совещание было созвано по вашему предложению?
Папен: Нет, я совершенно другого мнения. Эта встреча произошла
по желанию Гитлера.
Файф: Перейдем к лицам, которые присутствовали на этом совеща-
нии. Там были Гитлер, подсудимый Гесс, Гиммлер и Кепплер, не так ли?
Папен: Да, это возможно.
Файф. Кепплер — это то самое лицо, которое, как известно Трибу-
налу, в марте 1938 года находилось в Вене? Да?
Папен: Это был человек, который всегда находился в ближайшем
окружении Гитлера.
Файф: Таким образом, фактически это было совещание между вами
и Гитлером в присутствии Шредера, не так ли?
Вы говорите, что Шредер не присутствовал на этом совещании?
Папен: Шредер, возможно, присутствовал во время части беседы. Но
я помню, что главным образом я лично один говорил с Гитлером.
Файф: И первый вопрос, который был поднят вами, заключался
в следующем: вы хотели объяснить Гитлеру, что хотя вам не удалось
освободить двух нацистов, обвинявшихся в убийстве коммуниста, вы пы-
тались уговорить президента фон Гинденбурга помиловать их. Это так?
Папен: Да. Я помню, что Гитлер резко упрекал меня по поводу
смертного приговора, вынесенного этим национал-социалистам.
Файф: И во втором поднятом вами вопросе вы объяснили Гитлеру,.
что президент фон Гинденбург отказался обсуждать с Гитлером вопрос
о назначении его на пост канцлера совсем не вследствие каких-либо
интриг или уловок с нашей стороны. Разве это не был второй вопрос, во-
прос о том, что не вы были виной отказа фон Гинденбурга от участия
в совещании?
Папен: Да, я заявил ему, что мое предложение от 13 августа 1932 г.
было чистосердечным.
Файф: Объяснили ли вы Гитлеру, что не по вашей вине Гинденбург
отказался от обсуждения вопроса о назначении Гитлера на пост канцлера
в августе 1932 года? •
Папен: Нет.
Файф: Я хочу выяснить, действительно ли 4 января вы заявили Гит-
леру по поводу вашего разговора с фон Гинденбургом следующее:
«Я хочу, чтобы вы поняли, что Гинденбург совсем не по моей вине отка-
зался от обсуждения вопроса о вашем канцлерстве». Разве вы не уве-
ряли Гитлера, в том, что это не ваша вина, что вы были уверены в его
согласии заняться обсуждением этого вопроса?
Папен. Нет, господин обвинитель, так утверждает фон Шредер, но
это неверно.
Файф: Ваши последние слова относятся к тому, что вы говорили
о фон Гинденбурге и Гитлере? Если вы не согласны с тем, что я вам за-
явил, может быть вы сообщите, что вы имеете сказать по этому поводу?
Папен: Что именно сказал Гинденбург Гитлеру, написано во всех
книгах, это исторический факт.
Файф: Нет, нет, мы хотим знать, что вы сказали Гитлеру 4 января.
Что вы сказали ему, если вы вообще что-либо говорили по этому поводу,
относительно взаимоотношений между ним и президентом фон Гинден-
бургом?
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ПАПЕНА 93
Папен: В ходе всей этой беседы я лишь указывал Гитлеру на то,
как нужно убедить фон Шлейхера в необходимости вступления национал-
социалистской партии в его правительство. Другими словами, я продол-
жал делать то, что начал в 1932 году, а именно—старался привлечь
национал-социалистскую партию к сотрудничеству.
Файф: Таким образом, вы серьезно утверждаете перед Трибуналом,
что вы говорили Гитлеру о том, что он должен стать членом кабинета
Шлейхера?
Папен: Да, я ему сказал, что он должен войти в кабинет
Шлейхера.
Файф: Об этом и идет речь. Я утверждаю, что это совершенно не-
верно. Вы сказали Гитлеру, что наиболее благоразумным выходом для
консерваторов и националистов, политические взгляды которых соответ-
ствовали нашим взглядам, является образовать новое правительство вме-
сте с Гитлером. Вы говорили Гитлеру о том, что произошло потом 30 ян-
варя. Вы предложили ему это на совещании, которое тогда имело место.
Вы хотите сказать, что все это не соответствует действительности?
Папен: Непосредственно после беседы 4 января вечером я написал
Шлейхеру письмо. Это письмо он получил, вероятно, 5 января утром. Но
прежде чем фон Шлейхер получил это мое письмо, излагавшее действи-
тельное содержание этой беседы, утренние газеты 5 января открыли про-
тив меня травлю, утверждая, что в этом разговоре со Шредером я вел
себя нелойяльно по отношению к Шлейхеру.
Вернувшись в Берлин, я тотчас же отправился к фон Шлейхеру.
Я ему рассказал, каково в действительности было содержание нашей
•беседы. Фон Шлейхер опубликовал относительно этого коммюнике...
Файф: Да, но он ведь был не единственный человек, опубликовав-
ший коммюнике. Вы и Гитлер опубликовали коммюнике. Я хочу напо-
мнить вам, подсудимый, что ваше предложение заключалось в следую-
щем: вы и Гитлер должны были образовать коалицию, причем вы должны
были опираться на консерваторов, а за спиной Гитлера стояли силы на-
ционал-социализма. А теперь взгляните на коммюнике, которое вы опуб-
ликовали вместе с Гитлером.
Я передаю подсудимому документ № 637. Взгляните на конгц этого
.документа, подсудимый. Читаю в самом конце:
«Адольф Гитлер и господин фон Папен опубликовывают следующую
совместную декларацию. В ответ на неправильные выводы, которые неод-
нократно делались прессой относительно совещания Адольфа Гитлера
с бывшим имперским канцлером фон Папеном, нижеподписавшиеся за-
являют, что это совещание касалось исключительно возможности созда-
ния великого национального политического единого фронта и что в рам-
•ках этого совещания общего характера совершенно не заграгивалась
позиция этих двух партий по отношению к рейхскабинету».
Теперь, подсудимый, после того как я напомнил вам о заявлении,
опубликованном вами лично, вы согласитесь с достоверностью того, что
•я здесь говорил, то есть с тем, что вы предлагали Гитлеру создать коали-
цию, состоящую из подчиняющихся вашему влиянию националистских и
консервативных элементов и руководимой Гитлером нацистской партии?
Папен: Нет. В этом коммюнике констатируются две вещи. Во-пер-
вых, я констатирую, что о кабинете Шлейхера (как это повсюду предпо-
лагалось в процессе), о его свержении или о его замене другим прави-
94 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ПАПЕНА
тельством вообще не шло речи. Затем я констатирую, что необходимо
создать великий национальный единый политический фронт. Фон Шлейхер
руководил тем же самым кабинетом, которым руководил я, с теми же
самыми политическими силами. Следовательно, если я предлагал Гит-
леру вступить в этот кабинет, то это была та же самая комбинация, как
если бы я ему предложил вступить в мой кабинет.
Файф: Если вы утверждаете, что этим коммюнике вы хотели пока-
зать, что обратились к Гитлеру с предложением ввести нацистов в пра-
вительство Шлейхера и что вами не обсуждался с ним вопрос об обра-
зовании коалиции, если вы продолжаете утверждать, что все это действи-
тельно отражено в коммюнике, я не буду больше вам задавать вопросов
по этому поводу.
Перейдем теперь к вашей последующей деятельности. Вы отрицаете,
что в январе вы активно поддерживали связь с Гитлером и от имени Гит-
лера — с президентом фон Гинденбургом с целью введения Гитлера
в правительство? Вы согласны с этим?
Папен: Это верно. И я скажу, почему это так. У меня было две офи-
циальных беседы с Гинденбургом. 9 января, когда я вернулся в Берлин,
я от рейхсканцлера Шлейхера направился к рейхспрезиденту фон Гин-
денбургу. Рейхсканцлер Шлейхер, полагая, что в беседе со Шредером я
действовал нелойяльно по отношению к нему, просил Гинденбурга больше
не принимать меня. Я рассказал фон Гинденбургу о действительном со-
держании беседы со Шредером, и, после того как я договорился со
Шлейхером, Гинденбург был убежден, что все это в целом было боль-
шим недоразумением. В следующий раз, насколько я помню, с Гинден-
бургом я имел официальную беседу только 22 января, когда я говорил
с ним вторично об этих правительственных делах.
Файф: Давайте посмотрим, что говорит по этому поводу начальник
канцелярии президента. Может быть, ему удастся освежить вашу память.
Обратитесь к аффидевиту Мейснера. Там сказано: «Шлейхер впервые
обратился с этим предложением к Гинденбургу в середине января...»
Далее в следующем предложении сказано: «Тем временем Папен вер-
нулся в Берлин и благодаря договоренности с сыном Гинденбур?а имел
несколько бесед с президентом. Когда Шлейхер возобновил свое требо-
вание о получении чрезвычайных полномочий, Гинденбург заявил, что он
не может'дать ему такие полномочия и должен оставить за собой право
принимать решения в каждом отдельном случае. Шлейхер со своей сто-
роны заявил, что при подобных обстоятельствах он не может оставаться
в правительстве, и 28 января 1933 г. подал в отставку...
В середине января, когда Шлейхер -впервые просил о предоставле-
нии ему чрезвычайных полномочий, Гинденбург не знал еще о связи, су-
ществующей между Папеном и Гитлером, особенно о совещании, которое
имело место в доме одного из банкиров Кельна, Курта фон Шредера. Со
второй половины января Папен стал играть все большую роль в доме
имперского президента, но, несмотря на уговоры Папена, Гинденбург до
самого конца января сомневался, следует ли назначить Гитлера канцле-
ром. Он хотел, чтобы Папен еще раз занял пост канцлера. В конце кон-
цов, Папену удалось привлечь Гинденбурга на сторону Гитлера аргумен-
том о том, что представители других партий правого крыла, которые
будут принадлежать к правительству, будут ограничивать свободу дей-
ствий Гитлера. В дополнение к этому Папен высказал свои опасения
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ПАПЕНА 95
в том смысле, что в случае, если снова будет пропущена данная возмож-
ность, может возникнуть угроза восстания национал-социалистов и граж-
данской войны». Это правильно?
Папен: Нет.
Файф: Подсудимый, вы сообщили нам, что у вас было два совещания
с президентом фон Гинденбургом, и затем, кажется, после 18 января
у вас состоялось несколько совещаний с Гитлером, а после 22 января
у вас были совещания с подсудимым Герингом, как он заявил об этом
в своих показаниях, не так ли?
Папен: Нет, с Гитлером я не встречался с 4 до 22 января.
Файф: Допустим, что это заняло четыре дня. Я не буду спорить
с вами по поводу одного или двух дней, но по датам нацистской партии
можно заключить, что вы начали переговоры 18-го числа. Таким образом,
самым важным совещанием было совещание, которое Оскар фон Гин-
денбург созвал в доме подсудимого фон Риббентропа, не так ли?
Папен: Это была предварительная беседа. Во всяком случае, это был
первый момент установления связи с национал-социалистами, с Гитлером
и Герингом.
Файф: И Оскар фон Гинденбург во время этого совещания в доме
фон Риббентропа имел личную беседу с Гитлером, которая продолжалась
примерно около часа?
Папен: Это возможно, я уже не помню этого.
Файф: И после этого было принято решение о том, что Гитлер ста-
нет канцлером в новом правительстве и что он введет в правительство
подсудимого Фрика в качестве министра внутренних дел и подсудимого
Геринга в качестве министра без портфеля, причем сам Гитлер возгла-
вит государство в роли канцлера?
Папен: Нет, 22-го числа мы вовсе не договаривались об этом.
Файф: Я имел в виду,'что это соглашение было достигнуто в тече-
ние тех нескольких дней, о которых вы заранее договорились.
Папен: Да, но очень важно констатировать это. Мы начали эти пере-
говоры лишь после того, как стало ясно, что фон Шлейхер не может
сформировать правительство. Это очень важно.
Файф: Вы говорите сейчас Трибуналу, что в то время, — как вы это
уже подтвердили, — вы действительно принимали меры к тому, чтобы
привести Гитлера к власти просто из-за того, что он стал во главе самой
большой партии в рейхстаге, или потому, что вы считали его наиболее
подходящим человеком для поста канцлера в Германии в то время? Ка-
ковы были ваши мотивы?
Папен: Мои мотивы, господин обвинитель, были очень просты. При
том положении, которое создалось после 23 января, имелось лишь две
возможности: или нарушение конституции и начало гражданской войны,
или правительство во главе с Гитлером.
Файф: Я хочу лишь установить, подсудимый, что в то время вы под-
держивали эту связь с Гитлером. Вы ведь сами были тогда канцлером
Германии. Думали ли вы, что Гитлер, как человек, что его цели и наме-
рения и его индивидуальные качества соответствовали тем требованиям,
которые предъявляются канцлеру Германии? Это очень простой вопрос.
Я хочу, чтобы вы прямо ответили на него: считали ли вы, что Гитлер,
поскольку вы его тогда знали, был подходящим человеком для занятия
поста канцлера Германии?
"96 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ПАПЕНА
Папен: На это я могу лишь сказать, что коалиция, которую я сфор-
мировал по поручению имперского президента, была неизбежной необхо-
димостью. Тогда не возникало вопроса: было ли это хуже или лучше. Мы
должны были принять ее.
Файф: Мне кажется, вы сказали, что вы не были уверены в том, что
Гитлер расправится с оппозицией до того, как он пришел к власти.
•Сколько времени вам потребовалось с тех пор как Гитлер стал канцле-
ром для того, чтобы убедиться в том, что его желанием было уничтоже-
ние всякой оппозиции?
Папен: Окончательно я это понял тогда, когда сделал последнюю
попытку в своей речи в Марбурге разработать совместную программу и
когда эта попьпка не удалась.
Файф: Таким образом, это было через полтора года—17 июня
1934 г.? Вы хотите сказать Трибуналу, что вам понадобилось полтора
года для того, чтобы понять, что Гитлер хотел сломить всю оппозицию?
Папен: Нет.
Файф: Вы помните вождя социал-демократов в прусском ландтаге—
Эрнста Хейлемана?
Папен: Да.
Файф: Мне кажется, что он в течение десяти лет был вместе с вами
членом прусского ландтага. Но после этого его немедленно отправили
в концентрационный лагерь, где с ним исключительно жестоко обраща-
лись, это верно?
Папен: Об этом я узнал только здесь. Тогда я этого не знал.
Файф: Вы хотите сказать Трибуналу, что в 1933 году вы не знали
о том, что Эрнст Хейлеман был брошен в концентрационный лагерь?
Папен: Я лишь знал, что ряд политических деятелей из коммунисти-
ческой и социалистической партий были заключены гестапо в концентра-
ционные лагери. Это я знал.
Файф: Ответьте прежде на мой вопрос. Это был вождь социал-демо-
кратии в прусском сейме, человек, который в течение десяти лет сидел
рядом с вами в парламенте. Вы хотите сказать, что он был отправлен
в концентрационный лагерь, а вы ничего не знали об этом?
Папен: Я не помню. Мне кажется об этом я узнал только здесь
Файф: Теперь я хочу назвать вам одно широко известное имя; я го-
ворю о Карле фон Осецком, лауреате Нобелевской премии мира, писа-
теле и журналисте. Вы не знали о том, что он был заключен в концен-
трационный лагерь?
Папен: Осецкого я помню только как издателя периодического жур-
нала. Больше о нем я ничего не знаю.
Файф: Вы не знали о том, что в 1936 году он получил Нобелевскую
премию мира? Нет?
Папен: Я никак не мог знать об этом в 1933 году.
Файф: Но вы знали, что он впоследствии получил эту премию; Вы
зна,ли, что он был заключен в тюрьму?
Папен: Нет.
Файф: Я думаю, что могу связать это имя с вами. Давайте возьмем
кого-нибудь другого. Возьмем доктора Эрнста Экштейна. Он был депу-
татом рейхстага и известным адвокатом в Бреслау. Вы не знали о том,
что он также был отправлен в концентрационный лагерь?
Папен: Нет, я, к сожалению, не знал доктора Экштейна.
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ПАПЕНА
97
Файф: Может быть, вы припомните доктора Иоахима, представителя
берлинской социал-демократической партии? Вы не знали о том, что он
также был заключен в концентрационный лагерь?
Папен: Нет, я его не знал и не знаю, что с ним случилось.
Файф: Хорошо, оставим в покое отдельных лиц. Разве вы не знали
о том, что в течение нескольких месяцев после того как Гитлер стал
канцлером, сотни, если не тысячи, социал-демократов и коммунистов
были отправлены в концентрационные лагери?
Папен: Тысячи?
Файф: Хорошо, я буду говорить сотни, если хотите. Это та цифра,
с которой согласился подсудимый Геринг. Поэтому возьмем за основу
эту цифру — сотни социал-демократов и коммунистов. Министр Зеверинг
заявил, что в концентрационные лагери было заключено 1500 социал-
демократов и столько же коммунистов. Вы об этом не знали?
Папен: Я очень точно помню, как подсудимый Геринг однажды
•явился в кабинет после того, как он приказал полиции занять главный
штаб коммунистической партии в доме Либкнехта и заявил правитель-
ству, что он нашел большое количество документов, из которых следует,
в какой мере коммунисты и другие элементы пытались нарушить обще-
ственный порядок и свергнуть новое правительство.
Файф: Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос. Вы не знали о том, что
сотни социал-демократов и коммунистов были заключены в концентра-
. ционные лагери?
Папен: Нет, о сотнях я не знал. Я знал, что отдельные руководители
были брошены в концентрационные лагери.
Файф: Давая свои показания на суде, вы упомянули о том, что дек-
рет об амнистии от 21 марта представлял собой повторение того, что не-
однократно имело место и ранее. Это ведь была амнистия совершенно
одностороннего характера, не так ли? Это была амнистия для тех, кото-
рые принимали участие в нацистской революции, то есть, короче говоря,
амнистия для нацистов. Это не была амнистия для коммунистов, социал-
демократов или кого-нибудь из тех людей, которые боролись на противо-
положной стороне, не правда ли?
Папен: Да, совершенно верно. Амнистия была объявлена не в отно-
шении тех людей, которые работали против сформирования этого прави-
тельства.
Файф: Таким образом, вы знали об этих вещах. Давайте еще раз
обратимся к вашей речи, произнесенной в Эссене, то есть к вашему соб-
ственному отчету о том, что было вами сделано. Это страница 54 книги
документов.
Вы только что сказали мне, что сказанное вами в этой речи — а это
было в ноябре — соответствует действительности. Вы говорите о том, что
вы всеми силами пытались поддерживать национал-социалистское дви-
жение и его руководителя. И далее, как вы видите, вы говорили, что вц
«милостливой судьбой были избраны для того, чтобы соединить руки на-
шего канцлера и фюрера и нашего любимого фельдмаршала». К ноябрю
1933 года вы должны были уже прекрасно знать о том, каким образом
Гитлер, ваш фюрер и канцлер, расправлялся с теми людьми, которые
были его политическими противниками. Почему вы говорили, — вы ведь
ужи высказали нам свою точку зрения, — что вы очень гордились тем,
7 Нюрнбергский процесс, т. II
98 ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ПАПЕНА
что всеми имеющимися у вас средствами оказывали поддержку нацио-
нал-социалистской партии, если вы не соглашались с ее идеями?
Папен: Мы всеми силами боролись в кабинете против нарушения
Гитлером и партией политики коалиции. Конечно, эти нарушения нам
были известны. Я лично во многих речах, которые не представлены суду,
указывал также на эти нарушения. Однако пока существовал этот пакт
о коалиции, я должен был надеяться, что мы сумеем добиться своего, и
поэтому, только по этой причине, я заверил Гитлера в своей лой-
яльности, для того чтобы он со своей стороны относился лойяльно
к нам.
Файф: Я хочу привести вам последние слова вашей речи. Здесь вы
обращаетесь с весьма осторожным и продуманным призывом к своим
согражданам-католикам. Вы говорите: «Давайте в этот час заверим
фюрера и новую Германию в том, что мы верим в него и в его деятель-
ность». Почему вы говорили в подобных выражениях? Ведь в ноябре
1933 года вы должны были знать о том, что политика Гитлера заключа-
лась в уничтожении оппозиции, в уничтожении его политических против-
ников, в уничтожении профсоюзов, в приобретении полного контроля над
Германией. Почему вы произносили подобные речи, если вы не верили
в планы Гитлера и не соглашались со всем тем, что Гитлер хотел
сделать?
Папен: Я скажу вам это совершенно точно. Вы знаете, что в июле
того года я заключил конкордат и что я получил от Гитлера заверение
о том, что он сделает мир в религии основой своей политики. Чем больше
удавалось привлечь на сторону правительства консервативные элементы,
тем больше это способствовало выполнению моей программы.
Файф: Если это все, что вы можете ответить, я хочу перейти к сле-
дующему вопросу.
Вы уже заявили сегодня о том, что ко времени произнесения своей
речи в Марбурге, 17 июня, вы уже начали понимать, с какого рода ком-
панией вам приходится иметь дело.
Подсудимый, вы сказали Трибуналу очень много относительно вашей
марбургской речи. Был ли некий Юнг одним из тех, кто помогал вам?
Папен: Да, совершенно верно.
Файф: Юнг значительно помог вам в составлении этой марбургской
речи, не правда ли?
Папен: Юнг очень часто делал наброски для моих речей, в частно-
сти, это относится и к моей марбургской речи.
Файф: После 30 июня он был расстрелян, не так ли?
Папен: Да.
Файф: Это был человек, который не очень нравился вам, но чьи по-
литические взгляды (я полагаю, что вы назвали бы его прогрессивным
консерватором) вы разделяли и весьма уважали? Так это?
Папен: Да, это так.
Файф: Вы сказали нам относительно фон Бозе. Он был расстрелян,
фон Чирский был арестован — не так ли? — после этого случая?
Папен: Да.
Файф: Фон Савини был также арестован?
Папен: Я точно не могу вспомнить, но мне кажется, что нет.
Файф: Это неважно, имена здесь не играют роли. Но двое из вашего
штата были расстреляны, а трое были арестованы. Разве не так?